Он занят решением многих проблем и, за что бы ни взялся, всегда в состоянии сказать собственное слово. Он создал оригинальную конструкцию водоподъемной машины, поставил десятки опытов, касающихся сопротивления твердых тел разрушению. Продвинулся вперед в разработке важнейших вопросов баллистики. Ему удалось создать удобный инструмент для измерения температуры. Он добился немалого в изучении тел, пребывающих в воде.
Но он недоволен собой. Не только его «Система мира» существует лишь в набросках — оба других важнейших труда: книга о сопротивлении твердых тел разрушению и давно задуманная работа о движении, тоже еще только начаты. У Галилея зреет убежденность, что он живет не так, как должен жить. Ему сорок лет, пора одуматься. Он не вправе расходовать на пустяки свои уходящие силы. Если бы он мог отказаться от преподавания! Или, на худой конец, ограничиться только чтением лекций и избавиться от пансионеров. Но при его долгах существовать на мизерное университетское жалованье он не может. А об увеличении оклада, несмотря на хлопоты Сагредо, нечего сейчас и думать.
Галилей понимает, что позволить себе роскошь содержать придворного математика может только абсолютный монарх. Великий герцог Тосканы пропустил мимо ушей переданные ему предложения. Не окажется ли Винченцо Гонзага бо́льшим меценатом?
Весной 1604 года Галилей по его приглашению ездил в Мантую. Однако переговоры окончились ничем. Гонзага соглашался платить примерно половину того, что хотел Галилей.
Многолетние опыты с маятниками, изучение баллистической траектории и попытки вывести из этих наблюдений общее правило привели наконец к тому, что осенью 1604 года Галилей сформулировал количественный закон падения тел. Он с радостью сообщил Паоло Сарпи, что нашел недостающее, нашел принцип, который можно принять за аксиому.
«Размышляя о вопросах движения, — мне не хватало, дабы доказать наблюдаемые мною явления, принципа совершенно несомненного, который можно было принять за аксиому, — я пришел к предложению весьма естественному и очевидному, из него потом вывел остальное, то есть пространство, проходимое при естественном движении, пропорционально квадрату времени, и, следовательно, пространства, проходимые в последовательные равные промежутки времени, соотносятся как последовательные нечетные числа. Принцип же таков: тело, испытывающее естественное движение, увеличивает свою скорость в той же пропорции, что и расстояние от исходного пункта».
Какое-то время Галилей думал, что этот принцип станет краеугольным камнем нового учения о движении. Он продолжал ломать над этим голову, когда весь ученый мир всполошился. На небе опять, как в 1572 году, появилась новая звезда. В Падуе ее первыми заметили Бальтасар Капра и его учитель Симон Майр. Случилось это 10 октября 1604 года. В созвездии Стрельца сияло новое светило, по величине и цвету очень похожее на Марс!
Об этом Капра сообщил Корнаро, а тот рассказал Галилею. Как только позволила погода, оба они принялись наблюдать новую звезду. Она сверкала ярче других. В ту пору за ней уже следили ученые разных городов. К приоритету Капры и Майра Галилей относился скептически: были сообщения, что другие обнаружили сие «небесное чудо» еще раньше. Если это действительно новая звезда, то тезис о неизменности неба, один из столпов учения перипатетиков, получит сокрушительный удар.
Среди коперниканцев новая звезда пробудила большие надежды. Еще Томас Диггс высказал мысль, что изменение силы света новой звезды, обнаруженной в 1572 году, — изменение лишь кажущееся и происходит от перемены местоположения Земли при ее годовом вращении вокруг Солнца. Если это так, то именно здесь будет найдено убедительное доказательство правоты Коперника!
Вокруг «небесного чуда» разгорелись жаркие споры. Перипатетики пытались любыми путями спасти «неизменность неба». Люди, не удовлетворенные их аргументами, обращались за разъяснениями к Галилею. Он как раз читал курс о движении планет. Студенты тоже осаждали его вопросами. Галилей решил прочесть три публичные лекции. Он доказывал, что новая звезда находится не только дальше Луны, выше «неба Луны», но и значительно дальше, чем все планеты. Она ходится на «небе фиксированных звезд».
Галилей не бросал открытого вызова перипатетикам, он прямо не опровергал Аристотеля, хотя ряд его расчетов и рассуждений показывал, насколько шатко учение о неизменности и нетленности небес. Говорить же с уверенностью о природе новых звезд или о причине их появления преждевременно. Аргументы Браге, которыми тот опровергал астрономов, увидевших в постепенном «затухании» новой звезды еще одно доказательство правоты Коперника, несостоятельны. Наблюдения, коль их недостаточно, допускают различные толкования. Тихо Браге вовсе не доказал, что наблюдения нового светила исключили возможность годового движения Земли!