Не вызывало сомнений, что недочеты «Звездного вестника» значат для Кеплера несравненно меньше, чем его исключительные достоинства. Книжку Галилея он принял с благодарностью и восхищением. Он не сомневался в научной честности своего падуанского коллеги, сразу же встал на его сторону и уверовал в Медицейские звезды, хотя сам их и не видел. Благороднейший Кеплер!
Упреки, высказанные им, не обижали. Эта была критика друга. Даже в его постоянной «отсылке к предшественникам» Галилей не видел ничего унижающего. Если что-то из открытого им угадывалось кем-то прежде, тем лучше — он не один! Работы Местлина он не знал, «Оптики» и «О новой звезде» Кеплера и в глаза не видел. А что касается Бруно, то здесь были достаточные причины для молчания. Кеплер по-детски наивен. Только этого еще не хватало, чтобы он, Галилей, на страницах «Звездного вестника» во всеуслышание заявил, чем обязан сожженному еретику!
Неужели медлителям из Флоренции, расчетливым и осторожным, мало того, что математик императора восторженно приветствует новые открытия? Галилей решил при посредничестве Винты обратиться к Козимо. Он должен знать, намерен ли государь взять его на службу.
Галилей не успел еще этого сделать, когда от Хасдаля пришло новое письмо. В Праге вокруг Галилеевых открытий разгорелась борьба. Кеплер по-прежнему высоко их ценит и защищает, однако предсказания его начинают сбываться. Зависть дает о себе знать, и, похоже, зачинщиками выступают итальянцы. Позавчера в Прагу, продолжал Хасдаль, прибыл курфюрст Кёльнский со своим математиком Иоганном Цугмессером. Он считается здесь одним из первейших.
Цугмессер? Тот, который выдавал себя в Падуе за подлинного изобретателя пропорционального циркуля и был, к великой его досаде, весьма быстро поставлен на место!
На вопрос, как он относится к «Звездному вестнику», продолжал Хасдаль, Цугмессер ответил, что не может его ни одобрять, ни порицать, прежде чем не испытает Галилеева инструмента. А сегодня утром Цугмессер показал ему письмо Маджини. Тот утверждает, что Галилей-де ошибается, он сам, наблюдая солнечное затмение через цветные очки, видел три солнца! Поэтому и книга и инструмент — лишь плоды заблуждения, а разговоры о новых планетах — вещь смехотворная. Тогда он, Хасдаль, не сдержался и выпалил, что хулить сочинение, не видевши инструмента, можно только из чистой зависти.
Да, Хасдаль прав. Письмо Маджини было написано еще до его, Галилея, посещения Болоньи, и все, что там произошло, явилось результатом этой скрытой неприязни. Но он заткнет хулителям рот!
Чего бы они ни твердили, Козимо не должен колебаться. Медицейские звезды не выдумка! Галилей писал Винте относительно перехода на службу к государю Тосканы. Он просит изложить его соображения их высочеству и сообщить о решении. От этого зависит дальнейшая его судьба. Кеплер, математик императора, целиком и полностью одобрил его книгу. Это с самого начала сделали бы и итальянские ученые, живи он, Галилей, в Германии или где-либо подальше. Остановка теперь лишь за одним: государь должен показать, что ценит его открытия подобающим образом.
Время бежит, и он намерен совершенно изменить образ жизни, дабы довести до конца все свои труды. Где он проведет оставшиеся ему годы, тут или во Флоренции, зависит от великого герцога. Положение у него здесь обеспеченное. Однако и частные лекции, и студенты, живущие под его кровом, отнимают драгоценное время. Если он вернется на родину, то при условии, что ему предоставят необходимый досуг для работы. Он хочет, чтобы именно его сочинения, которые всегда будут посвящаться их высочеству, обеспечивали бы ему кусок хлеба.
Галилей высказал пожелание, чтобы он звался не только математиком, но и философом великого герцога, ибо «философию он изучал больше лет, чем месяцев — чистую математику».
Перечисляя книги, которые он должен завершить, Галилей прежде всего назвал «Систему мира».
Кеплер не ограничился тем, что написал ему обширное письмо. Он искренне хотел оказать Галилею поддержку. Послание свое он решил напечатать. Вскоре книжечка вышла в свет — «Беседа Иоганна Кеплера со Звездным вестником, посланным недавно к людям Галилео Галилеем». С первой же почтой ее направили в Падую.
Всякому непредубежденному читателю было ясно, с какой радостью встретил Кеплер сообщения «Звездного вестника». Он, правда, давал излишнюю волю фантазии. Стоило только вспомнить его домыслы об особом положении Земли и «менее привилегированных» обитателях других планет! Хотя мудрствования о «целесообразности» тех или иных частей вселенной и заводили Кеплера весьма далеко, в основе их лежало мироощущение, характерное для каждого, кто привык видеть в человеке венец творения.