Со всех сторон, из итальянских городов и из-за границы, Галилея засыпали письмами. Если он видел живой научный интерес и основательность сомнений, то не оставлял их без ответа. Но часто письма были полны самыми легковесными соображениями. Каждый грамотей, с грехом пополам помнивший несколько положений из Аристотеля, считал своим долгом наставлять его уму-разуму. Особенно сердило, когда всякого рода ребяческие аргументы, почерпнутые из школьной философии, высказывали математики.
— За кого они его принимают? Неужели он, тысячи и тысячи раз проверявший действие своей зрительной трубы, кажется им таким непроходимым глупцом, что не в состоянии заметить «обмана, порождаемого трубой», тогда как они сами, и в глаза не видевшие созданного им инструмента, мгновенно поняли, в чем загвоздка, и принялись его поучать? Или они считают его безумцем, который сам стремится повредить своей репутации и выставить на посмешище собственного государя?
Его зрительная труба, настойчиво повторял Галилей, инструмент архидостоверный. Медицейские звезды действительно движутся. Они не появились только теперь, а, как и другие планеты, существуют испокон веков. Он был завален письмами и, отвечая на них, так уставал, что чувствовал себя едва живым.
Многие венецианцы по-прежнему относились к нему с недоверием. Их, правда, несколько утешало, что не одни они попали впросак — великий герцог Тосканы тоже допустил непростительную оплошность, когда позволил назвать в честь Медичи несуществующие планеты!
Появление в Италии «Беседы Иоганна Кеплера со Звездным вестником» еще более накалило страсти, Книжечку эту понимали различно. Сторонники Галилея расценили «Беседу» как горячее одобрение новых открытий, а враги узрели в ней подтверждение собственных взглядов. Исторические экскурсы, вопреки предупреждению Кеплера, воспринимались как свидетельство, что многие мысли «Звездного вестника» принадлежат другим. Маджини одобрил такой метод: Галилею, конечно, придется не по вкусу, что ему указали на его предшественников. «Теперь, — писал Маджини Кеплеру, — остается только этих четырех новых прислужников Юпитера изгнать и уничтожить».
Георг Фуггер, посол императора в Венеции, не скрывал радости: Галилей разоблачен! Враги «Звездного вестника», иногда знавшие о «Беседе» Кеплера лишь понаслышке, ликовали. Здорово же у Галилея повыдергивали чужие перья!
Любители посудачить не без удовольствия передавали еще одну новость: в Болонье написан трактат, который камня на камне не оставляет от «Звездного вестника». Его автор — некий Мартин Горкий, то ли немец, то ли чех, изучающий астрономию и зарабатывающий на жизнь перепиской. Сведущие люди многозначительно улыбались. Известно было, что Горкий живет в доме Маджини. Не надо быть ясновидцем, чтобы понять, кто истинный автор этого сочинения. Слава богу, Маджини решился наконец разоблачить Галилея и доказать, что болтовня о Медицейских звездах — сущий вздор!
Не зря в начале мая Галилей писал во Флоренцию об успехе своих публичных лекций: даже злейшие, мол, противники переубеждены им и готовы сами защищать его учение. Галилей изрядно преувеличивал — и достиг своего. Письмо это и весть об одобрении «Звездного вестника» Кеплером произвели во Флоренции нужное впечатление.
Все письма Галилея, сообщал Винта, получены. Как великому герцогу, так и государыне они доставили бесконечное удовольствие, особенно последнее, где говорилось, что все сведущие люди, даже прежние противники, побеждены обоснованными доводами и наблюдениями. Их высочества выразили согласие предоставить Галилею то жалованье, о котором он, Винта, говорил ему раньше, и досуг, необходимый для завершения его трудов. Сейчас их высочества обдумывают, каким почетнейшим званием удостоить Галилея, не возлагая обязанности преподавать в университете. Ныне приказано послать ему двести скуди, дабы облегчить расходы по изготовлению зрительных труб и оплате типографа. Послы в Праге, Лондоне, Париже и Мадриде предупреждены: получив зрительные трубы и «Звездный вестник», они должны выполнять пожелания Галилея так, словно это приказы самого великого герцога.
Отвечая, Галилей был предельно краток. Теперь он ждет лишь доведения дела до конца, уверенный, что и великий герцог и Винта учтут то положение, от которого он отказывается. Ведь, отказавшись от него, он навсегда его потеряет!