Спустившись с веранды на лужайку, Митчелл воткнул нож в землю, чтобы очистить его от крови. Всего минуту назад это был обыкновенный кухонный инструмент, который в свое время мирно лежал на полке магазина, но теперь нож получил совершенно иное, куда более значительное посвящение и был готов исполнить свою историческую роль. Выпрямившись, Митчелл взглянул на дом, где царила полная тишина, однако он знал наверняка, что преступники по-прежнему скрываются в его стенах, — он слышал голос своей жены, которая стонала, как последняя шлюха.
Вспомнив о ее сладострастных воплях, Митчелл одним прыжком одолел ступеньки, перешагнул через убитого им человека и, проскользнув в дверь, вошел в дом.
Глава XX
Сознание лишь ненадолго вернулось к Галили, — только он произнес: «мы не одни», как его веки, задрожав, вновь смежились и он снова потерял сознание. Но этого оказалось достаточно, чтобы Рэйчел стало не по себе. Кто бы это мог быть? И почему Галили так сильно встревожило чье-то присутствие в доме? Неохотно оставив разгоряченное тело Галили, Рэйчел соскользнула с кровати и тут же ощутила озноб, в комнате оказалось на удивление холодно. Встав на колени, она принялась рыться в сумке, пытаясь отыскать что-нибудь теплое из одежды, наконец она выудила свитер и натянула его на себя. В этот миг скрипнула дверь, и Рэйчел оглянулась, однако никого не увидела — кроме промелькнувшей по комнате тени. Хотя, может, ей померещилось? Рэйчел еще раз обвела взглядом углы. Никого, пусто. И все же ей стало не по себе. Она вновь поглядела на кровать. Глаза Галили по-прежнему были закрыты, тело оставалось неподвижным, а член — возбужденным.
Не спуская глаз с места, где, как ей показалось, она увидела тень, Рэйчел подошла к прикроватному столику и зажгла ночник. Свет был достаточно ярким и осветил все уголки комнаты, которая оказалась пуста. Если тот, кто привлек взор Рэйчел, не был плодом ее возбужденного воображения, он, должно быть, каким-то образом выскользнул из спальни. Рэйчел подошла к двери и открыла ее. На лестничной площадке было темно, но свет ночника позволил ей добраться до края ступенек. Свитер не слишком помог — Рэйчел продолжала бить дрожь. Наверное, она просто устала, нужно сказать Ниолопуа, что она хочет спать, а потом вернуться, лечь рядом с Галили и не обращать внимания на его слова, ведь в доме никого, кроме них, нет.
Не успела она довести эту мысль до логического завершения, как ощутила чье-то легкое прикосновение к своему плечу, будто мимо нее проскользнул невидимый призрак. Обернувшись, она уставилась на открытую дверь спальни, но, как и прежде, никого не увидела. Должно быть, ей снова померещилось, чему виной наверняка была усталость. Внизу было темно, но лунный свет достаточно освещал лестницу, и Рэйчел без труда добралась до выключателя на кухне, однако не успела она его повернуть, как ее взгляд выхватил из темноты мужскую фигуру у входной двери. На этот раз это был не обман зрения и не игра ее разгоряченного воображения. Мужчина запер дверь и наконец повернулся к ней лицом. Но Рэйчел уже узнала его по очертаниям фигуры, и сердце сильно забилось у нее в груди.
— Что ты здесь делаешь? — спросила она.
— А как ты думаешь? — ответил он вопросом на вопрос. — По-моему, закрываю дверь.
— Зачем ты сюда явился? Я не хочу тебя видеть.
— Ты бываешь так неосторожна, крошка. А вокруг столько плохих людей.
— Послушай, Митчелл. Я хочу, чтобы ты ушел.
Спрятав ключ от входной двери в нагрудном кармане, он медленно направился к Рэйчел. Его белая сорочка, видневшаяся из-под пиджака, была испачкана кровью.
— Что ты натворил? — испугалась она.
— Ты об этом? — Он посмотрел на сорочку. — Пустяки. Выглядит страшнее, чем есть на самом деле.
Он посмотрел мимо нее наверх.
— Он там? Детка, я, кажется, задал тебе вопрос. Твой ниггер там, наверху? — Когда от лестницы его отделяло не более трех шагов, он остановился. — Милая, надеюсь, он не пытался сделать тебе больно?
— Митчелл...
— Да или нет?
— Нет. Он ничего плохого мне не делал. Никогда.
— Только не старайся его покрывать. Я знаю, как действуют эти подонки. Сначала положат глаз на кого-нибудь вроде тебя, кто ни сном ни духом не ведает об их намерениях, а потом начинают тобой манипулировать. Забираются к тебе в голову и усыпляют твою бдительность всякой ложью. А это все неправда, детка. Это все ложь.
— Ладно, — тихо согласилась она. — Пусть это все ложь.
— Видишь? Ты и сама все знаешь. Все сама знаешь... — Он попытался улыбнуться той своей улыбкой, которой обычно одаривал журналистов и конгрессменов. Но это ему не удалось, улыбка вышла слишком натянутой и холодной. — Я так и сказал Лоретте. Что еще могу тебя спасти, ведь в глубине души ты знаешь, что не должна этого делать. Ведь ты же знаешь, что не права. Ну признайся?
Не дождавшись ответа, он повторил вопрос громче:
— Знаешь или нет?
Каждое новое слово все сильнее выдавало его гнев, поэтому Рэйчел решила, что лучше не перечить мужу, и кивнула в знак согласия, что несколько смягчило Митчелла.
— Ты должна вернуться со мной, — сказал он. — Это плохое место, детка.
Тут Митчелл посмотрел на лестницу, и на его лице появилось некоторое замешательство.
— Все, что происходит здесь, — казалось, скользя глазами по ступенькам, он постепенно терял нить своей мысли, — то, что он делал... с невинными женщинами...
Митчелл медленно опустил руку в карман пиджака и достал нож, к лезвию которого прилипла грязь.
— Этому пора положить конец, — закончил он.
Его взгляд снова был устремлен на нее, и она прочла в нем ту же отрешенность, которую впервые заметила, когда Митчелл забрал у нее дневник Холта.
— Не бойся, детка, — сказал он. — Я знаю, что делаю.
Она взглянула наверх, опасаясь, что Галили мог сползти с кровати и добраться до лестничной площадки, но там никого не было; тем не менее струящийся из спальни свет слегка колыхнулся, как будто кто-то, чье присутствие оставалось невидимым, подошел к самому краю ступенек. Вряд ли Митчелл уловил содрогание света, но Рэйчел не стала его об этом спрашивать, ибо боялась, что он потеряет остатки самообладания, зная, что наверху лежит беззащитный человек, тем более что, судя по ножу и крови на сорочке, он уже кого-то...
Только сейчас она вспомнила о Ниолопуа. О господи, неужели Митчелл с ним что-то сделал? Точно громом пораженная, она вдруг поняла, что произошло. Так вот почему у него был такой безумный взгляд, стало быть, он уже вкусил прелесть кровопролития. Однако даже если ее безумное подозрение отразилось у нее на лице, Митчелл этого не заметил, ибо его взгляд был прикован к лестнице.
— Оставайся, где стоишь, — велел он.
— Почему бы нам не уйти отсюда? Вдвоем? — предложила она. — Только ты и я?
— Погоди минуту.
— Если это скверное место...
— Я же сказал: погоди минуту. Сначала дай мне подняться наверх.
— Не надо, Митчелл.
— Не надо что? — спросил он, взглянув на нее. Почувствовав, с какой силой его рука сжимает нож, Рэйчел затаила дыхание. — Не надо трогать его? Это ты хотела сказать?
Он направился к ней, и она невольно отпрянула назад.
— Значит, ты не хочешь, чтобы я трогал твоего любовника, да?
— Митч, я была в доме, когда его мать явилась к Кадму, и собственными глазами видела, на что она способна.
— Не боюсь я этих вшивых Барбароссов, — при этих словах Митчелл гордо вздернул подбородок. — Видишь ли, проблема в том...
Он повертел ножом.
— ...Что еще никто не осмеливался дать им отпор, — наконец сказал он. — Мы просто бросали наших женщин на съедение этому негру, как будто они были его собственностью. Но мою жену он иметь не будет. Ты понимаешь, о чем я говорю, детка? Я не позволю ему забрать тебя у меня.
Протянув к ней пустую руку, он погладил ее по лицу.
— Бедняжка, — произнес он. — Я тебя не виню. Он трахал твой мозг. У тебя не было выбора. Но все будет хорошо. Я с этим разберусь. И сделаю то, что следует сделать порядочному мужу. Я должен защитить свою жену. Я был не слишком хорош в этом деле. Был не слишком хорошим мужем. Теперь я это знаю. Прости меня, милая. Прости.