Его беспомощные извинения только вывели Рэйчел из себя. Подавив искушение послать ко всем чертям самого Митчелла, его семью и его адвоката, она неожиданно для себя заявила:
— Я собираюсь уехать на некоторое время.
Сообщать об этом Митчу вовсе не входило в ее планы, более того, она до сих пор не была уверена, что поедет. Поэтому собственные слова удивили ее почти так же, как и Митчелла.
Митчелл осведомился, не собирается ли она вновь поехать в Дански. Нет, последовал ответ. Так куда же она едет? Ей надо сменить обстановку, вот и все. Она хочет уехать подальше от него, так это надо понимать? Нет, он здесь ни при чем. Она не собирается от него убегать.
— Так куда же ты едешь, черт побери? — не отставал Митчелл.
На языке у Рэйчел вертелся ответ, но на сей раз она сдержалась и промолчала. Повесив трубку, она вышла на балкон и устроилась в кресле, глядя на раскинувшийся внизу парк и думая обо всем сразу и ни о чем в отдельности. Лишь тогда слова, которые она не сказала Митчу, сорвались с ее губ.
— Я не убегаю, — едва слышно прошептала она. — Я бегу навстречу... сама не знаю чему.
Этой мыслью Рэйчел не поделилась ни с кем, даже с Марджи. Все это выглядело глупо. По совету женщины, чья кровь на семьдесят процентов состоит из алкоголя, она отправляется на какой-то неведомый остров, о котором прежде даже не слышала. Для ее внезапного отъезда не было никаких причин, и с точки зрения здравого смысла ее поездка казалась абсолютно бесцельной. И все же она ощущала, что едет не зря, и сознание этого дарило ей радость. Рэйчел сама не знала, что порождало подобную уверенность, но охватившее ее воодушевление ничуть не ослабевало. Впервые за долгие месяцы на душе у нее было легко, и она благодарно наслаждалась этим чувством, так как знала по горькому опыту — подобно любви, оно может исчезнуть без предупреждения.
Марджи взяла на себя все хлопоты, связанные с поездкой. Все, что требовалось от Рэйчел, — к следующему четвергу собрать вещи и уладить дела в Нью-Йорке. Марджи предупредила, что, оказавшись на острове, Рэйчел сразу же возненавидит телефон. Ей и вспоминать не захочется о городе и об оставшихся там друзьях. На острове совсем иной ритм жизни, иные заботы и цели.
— Наверное, мне стоит попрощаться с прежней Рэйчел, — сказала Марджи. — Потому что, поверь мне, ты вернешься совсем другим человеком.
— Думаю, ты преувеличиваешь, — ответила Рэйчел.
— Ничуть, — в голосе Марджи звучала твердая уверенность. — Впрочем, что спорить, скоро сама убедишься. В первые дни с непривычки может показаться скучновато. Как же, ведь там нечем заняться, не о ком посплетничать. Но потом поймешь, что ничего этого тебе больше не надо. Ни развлечений, ни разговоров. Будешь сидеть целыми днями и наблюдать за плывущими по небу тучами или за набегающими на песок волнами. А если пойдет дождь, будешь слушать, как он стучит по крыше. Господи, Рэйчел, это так приятно — слушать, как дождь стучит по крыше, и думать: мне ничего не надо, кроме того, что у меня уже есть.
Стоило Марджи заговорить об острове, она менялась на глазах, и восторг, пробуждаемый в ней воспоминаниями об этом чудесном месте, казалось, все усиливался.
— А сколько раз ты сама бывала на этом острове? — спросила Рэйчел.
— Всего два рада, — вздохнула Марджи. — Да и то во второй раз зря я приехала. Не стоило этого делать. Хотя были веские причины. Но это было ошибкой.
— Ты говоришь загадками.
— Просто все это слишком долгая история, — отмахнулась Марджи. — И не очень интересная. Ты-то едешь туда в первый раз, а это — самое главное.
— Тебя послушать, на этом острове я вновь стану неискушенной девственницей, ждущей приобщения к великой тайне, — улыбнулась Рэйчел.
— Знаешь, детка, похоже, ты права. С тобой произойдет нечто в этом роде.
2
Если у Рэйчел оставались какие-то сомнения по поводу своей опрометчивой авантюры, они улетучились без следа, как только она откинулась на спинку кресла в салоне первого класса и пригубила принесенное стюардессой шампанское. В конце концов, даже если восторги Марджи преувеличены и на самом деле остров вовсе не покажется ей раем земным, побывать в новом месте все равно чертовски увлекательно, к тому же Марджи права — сейчас Рэйчел необходимо вновь стать собой, а на острове никто не помешает ей сделать это.
Первый этап путешествия, перелет до Лос-Анджелеса, был ничем не примечателен. Благодаря нескольким порциям спиртного Рэйчел погрузилась в приятную дрему, в которой и пребывала большую часть полета. В Лос-Анджелесе предстояла двухчасовая стоянка, и она вышла из самолета, чтобы размять ноги и выпить чашку кофе. В аэропорту царила невероятная толчея, и Рэйчел наблюдала за суетящимися людьми — разгоряченными, потными, плачущими и смеющимися — со спокойной отстраненностью жительницы другой планеты. Когда она вернулась в самолет, выяснилось, что рейс задерживается. Капитан объяснил, что причиной задержки послужила незначительная техническая неполадка, и заверил, что вскоре она будет исправлена. И действительно, через двадцать, самое большее через двадцать пять минут было объявлено, что самолет готов к отправлению. Во время второго перелета Рэйчел уже не спала. В душе ее начали пробиваться ростки беспокойства. Она пыталась вспомнить, что говорила Марджи о чудесном острове и о загадочном доме. Вроде бы о том, что там по-прежнему случаются чудеса...
«Да, сейчас мне не помешало бы чудо», — вздохнула Рэйчел. Вот если бы начать все сначала, вновь стать прежней девочкой, не знающей ни боли, ни разочарований. Впрочем, была ли она такой когда-нибудь? Где она, беззаботная, наивная Рэйчел, верившая, что в этом прекрасном мире царит доброта и все, что происходит — только к лучшему? С тех пор как она последний раз увидела в зеркале это жизнерадостное, самонадеянное создание, кажется, минула вечность. Годы, проведенные в Дански — в особенности после смерти отца, — пригвоздили ее к земле и мешали взлететь вновь. Со временем ее надежды на свободную, счастливую, беспечную жизнь таяли. Даже после встречи с Митчеллом, превратившим ее в сказочную принцессу, надежды эти не спешили возвращаться. В первые месяцы знакомства с Митчеллом она постоянно ожидала, что он скажет ей держать выше нос и не смотреть на мир так мрачно. Но он, похоже, не замечал грусти в ее взгляде. А может, и замечал, но думал, что богатства Гири — надежное лекарство от самой черной меланхолии.
Мысли о Митчелле вновь заставили Рэйчел загрустить. Бедный Митчелл, он так хотел быть оптимистом. Разлука пойдет на благо им обоим.
Аэропорт Гонолулу, в котором ей уже случалось бывать, не изменился. В бесчисленных магазинах по-прежнему продавались фигурки, грубо вырезанные из скорлупы кокоса, бары предлагали тропические коктейли, толпы туристов в пестрой одежде сновали туда-сюда под предводительством гидов, несущих таблички с объявлениями. Повсюду мелькали цветастые рубашки, без которых не обходится ни один американец, побывавший на Гавайях. Неужели рай земной, который с таким упоением описывала Марджи, расположен на расстоянии двадцатиминутного перелета отсюда, с недоумением спрашивала себя Рэйчел. В это ей верилось с трудом.
Но сомнения ее стали слабеть, как только она вышла из аэропорта, и очаровательный неуклюжий вагончик повез ее в терминал, откуда должен был отправиться ее самолет. В знойном воздухе царило благоухание, и нежная свежесть океана смешивалась с ароматом экзотических цветов.
Самолет оказался совсем маленьким, но больше половины кресел в салоне пустовало. Хороший признак, удовлетворенно отметила про себя Рэйчел. Судя по всему, общество туристов в гавайских рубашках ей не угрожает. Миниатюрный самолет оторвался от земли более резко, чем его громоздкий собрат, и стремительно набрал высоту. Через несколько секунд взгляду Рэйчел открылась лазурная гладь океана, а небоскребы Гонолулу исчезли из виду.
Глава VIII
Перелет из суетного и шумного Гонолулу до Острова Садов длится недолго, не более двадцати пяти минут. Но пока Рэйчел находится в воздухе, позвольте мне рассказать об одном событии, которое произошло примерно за две недели до этого.