— Он вернется? — прервала Рэйчел затянувшееся молчание.
— Да, — бесстрастно откликнулся Ниолопуа. — Он хорошо знает свои обязанности.
— Обязанности по отношению к кому?
— К вам. Вы — женщина Гири, нравится вам это или нет. Поэтому он с вами. Иначе он никогда бы не пришел. — Ниолопуа смерил Рэйчел пренебрежительным взглядом. — У вас нет ничего, что ему нужно.
Собственная грубость явно доставляла ему удовольствие, и Рэйчел не смогла скрыть, что слова его задели ее за живое.
— Не желаю тебя слушать, — отрезала она и вошла в дом, оставив Ниолопуа на ступеньках допивать теплое пиво.
Глава IV
1
Отнюдь не случайно важные события, как правило, следуют одно за другим, такова природа вещей. Будучи в юности весьма азартным игроком, я на собственном опыте знаю, как подобная закономерность проявляется, например, в казино. Неожиданно фортуна поворачивается к вам лицом — выигрыш следует за выигрышем. Все, что для этого нужно, — оказаться в нужное время за нужным столом, где шансы внезапно складываются в вашу пользу. (Проницательный игрок умеет почувствовать момент, когда фортуна собирается от него отвернуться, и не станет пытаться ее переупрямить, в противном случае можно уйти без рубашки.) Ученые, ведущие наблюдение за большими и малыми природными явлениями, от движения планет до жизни насекомых, скажут вам то же самое. В течение длительных отрезков времени — применительно к планетам эти отрезки измеряются в миллионах лет, применительно к бабочкам в минутах — тянется полоса полного, ничем не нарушаемого затишья. А потом наступает череда судьбоносных событий — катаклизмов, преображений, потрясений.
Разумеется, существуют и периоды обманчивого спокойствия, которые вводят нас в заблуждение. Хотя мы порой бессильны постичь направление и смысл происходящих процессов, они не становятся менее значительными. И звезды, и букашки, и колесо фортуны пребывают в состоянии трепетного ожидания, пока некий невидимый механизм не даст им понять, что пришло время действовать: тогда звезды взрываются, колесо фортуны возносит безвестного бедняка к вершинам богатства и славы, а бабочки спариваются, производят на свет потомство и умирают.
Если считать семейство Гири единым целым, первое событие из череды тех, что в корне изменят судьбу этого целого, уже свершилось — Рэйчел и Галили встретились. И хотя многое из того, что произошло в последующие за этим событием несколько дней, на первый взгляд никак не было связано с их встречей, сейчас, по прошествии времени, связь эта становится очевидной.
Я ничуть не преувеличиваю влияния этого эпизода на последующий ход семейной истории. Чувство столь глубокое (и столь глубоко иррациональное), как страсть, охватившая этих двоих, испускает мощные флюиды, а значит, не может не породить последствий, которые непременно запустят процессы, внешне не имеющие даже отдаленного отношения к любви, что пробудилась в двух сердцах.
В этом смысле любовь существенно отличается от любого другого явления, ибо, будучи событием, она одновременно служит признаком — возможно, самым определенным и убедительным признаком того, что невидимый механизм, о котором я говорил выше, пришел в действие. И нам, тем, кто ощущает это действие на себе, уже не нужно ни удачи, ни ловкости. Мы — колесо фортуны и люди, которых оно возносит. Мы — звезды и тьма, которую они разгоняют. Мы — прелестные бабочки, живущие одним днем.
2
Для всякого, кто хорошо знал Кадма Гири, признаки его резкого одряхления были очевидны. Хотя после того, как Кадму перевалило за восемьдесят, его несокрушимое здоровье стало ухудшаться и порой он в течение довольно длительных периодов чувствовал себя отнюдь не лучшим образом, старик неизменно следил за своим внешним видом и придавал немалое значение одежде. Надо отметить, что элегантность всю жизнь была его коньком. Сохранилась фотография, запечатлевшая Кадма в возрасте четырех лет, на ней он выглядит настоящим денди и явно гордится своей безупречно отглаженной рубашкой и до блеска начищенными ботинками. Щегольство Кадма не раз служило причиной того, что его принимали за гомосексуалиста; это обстоятельство, впрочем, его ничуть не тревожило, подобная слава лишь привлекала к нему женщин.
Но настал день, когда Кадм отказался переодеться в сияющий свежестью костюм и предпочел остаться в пижаме. Когда Селеста, его сиделка, деликатно заметила, что ночью он испачкал пижамные брюки, старик заявил, что не имеет ничего против собственного дерьма. Потом он потребовал, чтобы его отвезли на первый этаж и посадили перед телевизором. Сиделка, выполнив его распоряжение, послала за доктором. Но Кадм не пожелал, чтобы его осматривали. Он велел Ваксману убираться прочь и оставить его в покое. В противном случае, предупредил он, доктору придется горько пожалеть, потому что Кадм не только лишит его пенсии, но и изымет все средства, которые семейство Гири когда-либо вложило в медицинские исследования.
— В этот момент он так напомнил мне прежнего Кадма, — поделился доктор с обеспокоенной Лореттой. — Может, мне стоит сделать еще одну попытку осмотреть его?
Но Лоретта сочла за благо не раздражать старика и отпустила доктора, пообещав непременно позвонить, если в состоянии ее мужа наступит ухудшение. Доктор выслушал ее с явным облегчением и отбыл восвояси, оставив Кадма смотреть бейсбол по телевизору. Примерно через час Лоретта принесла ему завтрак: суп, рогалик и немного сливочного сыра. Он приказал ей поставить поднос на стол и пообещал, что поест позднее. Сейчас ему не до еды, он хочет посмотреть игру.
— Ты себя хорошо чувствуешь? — осторожно осведомилась Лоретта.
— Превосходно, — ответил Кадм, не отводя глаз от экрана, впрочем, судя по каменному выражению его лица, происходившее на бейсбольном поле не вызывало у него ни малейшего интереса.
Лоретта послушно опустила поднос на стол.
— Может, ты хочешь чего-нибудь другого? — спросила она. — Например, фруктов?
— Не беспокойся, милая, мне хватит и этого дерьма, — любезно ответил Кадм.
— А может, принести шоколадный пудинг?
— Лоретта, я не малое дитя, — отрезал Кадм. — Хотя я прекрасно понимаю — с тех пор, как я в последний раз доказал тебе, что я мужчина, прошло чертовски много времени. Не сомневаюсь, все это время ты не скучала и отлично трахалась на стороне...
— Кадм, прошу тебя!
— Думаю, тот, кто тебя трахал, оценил все твои достоинства — и сиськи, и задницу, и живот. И понял, что ты потратила немало моих денег, чтобы все это не отвисало, а имело вполне приемлемый вид.
— Кадм, прекрати!
— Слушай, а как насчет маленькой пушистой киски, что у тебя между ног? — осведомился он светским тоном — Ее ты тоже привела в порядок? Думаю, годы не прошли даром и для этого милого создания.
— Мне противно все это слушать, — простонала Лоретта.
— Значит, я прав, — ухмыльнулся Кадм.
— Если ты сейчас же не прекратишь...
— То что? Ты меня накажешь, да, дорогая? — с прежней любезностью спросил Кадм, и улыбка тронула его пергаментные губы. — Перебросишь через колено и хорошенько отшлепаешь по заднице? Помнишь, любовь моя, как я проделывал это с тобой? Помнишь ту лакированную щетку для волос, которая служила нам обоим знаком того, что ты нуждаешься в небольшом наказании? Всякий раз, когда твоя задница начинала тосковать по взбучке, ты дарила мне эту щетку, а я уж знал, что делать.
Этого Лоретта уже не могла вынести. Громко стуча каблучками, она направилась к двери.
— Как ты считаешь, все эти годы я был нем как рыба? — бросил ей в спину Кадм. — Или все-таки кой-кому рассказал о твоих маленьких причудах?