— Никогда.
— И что же ты украл?
— Дай бог памяти... Уже не помню, когда я взялся за это дело в первый раз.
— Ты шутишь, я так понимаю?
— И не думаю. Я отношусь к кражам очень серьезно.
— И все же ты шутишь.
— Уверяю тебя, нет. Например, эту яхту я тоже украл.
— Не верю.
— А откуда она у меня, по-твоему?
— Ты ее купил.
— Знаешь, сколько стоят яхты вроде этой?
Окончательно сбитая с толку Рэйчел даже не представляла, как относиться к его словам.
— Я должен был или украсть деньги на покупку яхты, или украсть яхту. Второй путь показался мне проще. Всегда предпочтительнее обходиться без посредников. — При этих словах Рэйчел не смогла сдержать смеха. — К тому же парень, которому принадлежала яхта, относился к ней наплевательски. Почти все время она торчала на якоре у пристани. А я окружил ее заботой, показал ей мир.
— Послушать тебя, ты говоришь не о яхте, а о своей жене, — хихикнула Рэйчел.
— Ну, я не настолько безумен, — покачал головой Галили. — И я понимаю разницу между яхтами и женщинами. Я люблю странствовать по морю, но трахаться я люблю больше.
Грубое слово удивило Рэйчел, и, должно быть, это отразилось у нее на лице, потому что Галили торопливо поправился:
— Прости. Не знаю, как у меня это вырвалось. Я только хотел сказать...
— Не надо оправдываться, — перебила Рэйчел. — Ты сказал именно то, что хотел.
Галили отвел взгляд, глаза его поблескивали в свете лампы. Несмотря на многократные заверения в неколебимости собственного душевного здоровья, в эту минуту он казался воплощением изысканного и надменного безумия.
— Ты знаешь, что ты соблазнительна?
— Нет.
— Позволь мне объяснить, что я имею в виду. Ты зовешь меня, я это чувствую. И это опасный зов.
— Что ж, значит, я иду на риск.
— Будь по-твоему, — пожал он плечами. — Но помни...
— Да, я сама этого захотела.
Он не сводил с нее глаз.
— Я привел тебя на яхту, потому что хочу заняться с тобой любовью.
— Теперь ты называешь это «заняться любовью»?
— Нет, я хочу трахнуть тебя.
— Ты всегда так поступаешь? — спросила Рэйчел. — Увозишь женщин в открытое море, где у них нет выбора?
— У тебя есть выбор, — без тени улыбки возразил Галили. — Ты можешь добраться до берега вплавь.
— Полагаю, я в состоянии это сделать.
— Но знаешь, что говорят на островах: улиули каи холо ка мано.
— Что это значит?
— Когда морские воды темны, акулы выходят на промысел.
— О, звучит очень убедительно, — заметила Рэйчел, устремив взгляд на волны, разрезаемые носом яхты. Они в самом деле были темны как ночь.
— Ты приняла верное решение. Лучше оставаться здесь, в безопасности. Со мной. И получить то, что ты хочешь.
— Откуда ты знаешь, что я решила? Я еще ничего не сказала...
— Когда ты рядом со мной, тебе не надо говорить. Я могу по запаху угадать все твои желания и намерения.
Если бы нечто подобное заявил Митчелл, вся любовная прелюдия была бы безнадежно испорчена. Но этому человеку она сама дала понять — он может говорить все, что взбредет в голову. Изображать из себя пуританку уже не имело смысла. Кроме того, его признание показалось ей чрезвычайно занятным. Подумать только, он способен угадывать ее желания по запаху.
Интересно, по какому — по запаху пота, или дыхания, или какому-то другому, который ощущает лишь он один. Он рядом с ней, онвпитывает аромат ее тела. Попрекая его за излишнюю прямоту и откровенность, она только даром теряет драгоценное время.
И она сказала:
— Мне казалось, мы собирались ловить рыбу?
— Тебя нравятся мужчины, которые держат свои обещания? — усмехнулся он.
— Именно так.
— Сейчас я поймаю рыбу.
С этими словами он встал, стянул футболку, расстегнул ремень брюк, и они упали к его ногам; все это он проделал так быстро, что она даже не успела понять, что последует дальше. И тут он бросился в воду. Прыжок получился отнюдь не изящным, но мощным и тяжелым, Рэйчел осыпал целый дождь брызг. Но не это заставило ее вскочить и пронзительно закричать. Она вспомнила о темной воде и акулах.
— Не делай этого! — закричала она. В темноте она едва различала очертания его головы. — Возвращайся, возвращайся немедленно!
— Я скоро вернусь. Вот только поймаю рыбу.
— Галили, ты же сам сказал, в море полно акул.
— Чем больше времени я потрачу на болтовню с тобой, тем больше вероятность, что они доберутся до моей задницы. Так что, если не возражаешь, я займусь ловлей.
— Мне не надо никакой рыбы. Я уже не хочу есть.
— Но ты еще захочешь, — возразил он, и она поняла по голосу, что он улыбается. Потом она увидела, как он взмахнул руками и погрузился в воду.
— Сукин сын, — пробормотала она себе под нос. В голове ее теснились тревожные вопросы. Как долго он способен сдерживать дыхание? Сможет ли она понять, что ему угрожает опасность? И что делать, если она вдруг увидит акулу? Попытаться отвлечь внимание хищницы, поднять крик или забить кулаками в борт яхты? Не слишком удачная идея, особенно если учесть, что вода скрадывает все звуки. Если она перегнется за борт, акула может наброситься на нее прежде, чем она поймет, что происходит. Чего доброго, откусит ей руку или утащит в море.
Одно Рэйчел знала точно — как только Галили вернется, она потребует, чтобы он повернул к берегу и доставил ее домой, сукин сын, вот сукин сын, оставил ее одну, в темноте, с бешено бьющимся от страха сердцем...
Тут с другой стороны яхты до нее донесся какой-то всплеск.
— Это ты? — крикнула Рэйчел.
Ответа не последовало. Тогда она, натыкаясь в темноте на какие-то предметы, торопливо пересекла палубу.
— Галили, черт возьми! Ответь мне!
Она вновь услышала всплеск и уставилась в воду, пытаясь разглядеть источник звука, моля про себя, чтобы это был Галили, а не морская хищница.
— Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы с ним ничего не случилось, — повторяла она, сама того не замечая. — Господи, сделай так, чтобы он остался цел и невредим.
— Ты молишься в точности как жительница этого острова, — раздалось во мраке.
Повернувшись на голос, Рэйчел увидела в воде нечто вроде большого черного буя. А вокруг него серебрились в свете звезд плавники бесчисленных рыб.
— А, это ты? — как можно спокойнее произнесла она, решив ни за что не выдавать своего страха и тем самым не подстрекать его к дальнейшим выходкам. — Поймал рыбу? Замечательно!
— Жил-был акулий бог, и звали его Кахолиа-Кане...
— Я не желаю этого слушать!
— Но ты только что молилась...
— Ничего я не молилась!
— Ну как же! Ты говорила: «Господи, прошу тебя!»
— Я молилась вовсе не твоим проклятым акулам! — закричала она, уже не в силах скрывать ярости и страха.
— А напрасно. Акулы все слышат. По крайней мере, акулий бог. И здешние женщины обычно молятся ему, когда их мужчины уходят в море.
— Галили!
— Да?
— Твоя шутка слишком затянулась. Прошу тебя, возвращайся на яхту.
— Сейчас. Вот только выберу себе подходящую жертву. — И она увидела, как он рукой схватил одну из рыбин, сновавших в воде. — Вот так! Отлично. Теперь можно и возвращаться.
И он, мощно загребая руками, поплыл к яхте. Рэйчел не сводила глаз с воды, опасаясь, что в темноте вот-вот блеснет акулий плавник. Но Галили без приключений достиг яхты.
— Возьми, — сказал он и протянул ей свою добычу. То была огромная рыбина, полная решимости вернуться в родную стихию; она так отчаянно билась, что Рэйчел с трудом удерживала ее обеими руками.
К тому времени, как Рэйчел положила рыбину на палубу, удостоверившись, что та не сможет перепрыгнуть через борт, Галили уже стоял в двух шагах от нее, и с него ручьями стекала вода.
— Прости, — сказал он, предупреждая ее упреки. — Я не подумал о том, что ты испугаешься. Мне казалось, ты понимаешь, что это всего лишь шутка.
— Шутка? Так ты врал насчет акул?
— О нет. Акулы здесь и правда водятся. И островитяне действительно говорят: «Улиули каи холо ка мано». Но не думаю, что они имеют в виду зубастых рыб с плавниками.
— Тогда кого же?