С этой Академией педиатрии у меня связана одна история. Мы уже были знакомы с ее врачами, они приходили к нам, уже шла помощь через фонд, а я все никак не могла выкроить время побывать у них. И вот как-то вырвалась, поехала. Водят меня, показывают больницу. А мне как-то не по себе, странное какое-то состояние: будто я это все уже видела. Дальше — больше. Спрашиваю: а не было ли у вас здесь родильного дома? Да, отвечают, и сейчас есть. Больница разбросана по нескольким зданиям. Смотрю: сад, крыльцо… И вдруг! — как осенило. У меня же сын умер в этой больнице! Во время войны. В памяти навсегда запечатлелись те две недели, что я провела с ним здесь, но совершенно забылось само место, где это было. А теперь — вспомнилось: как в отчаянии ходила по этим коридорам, как сидела на этом крыльце, а из родильного отделения мне приносили для сына грудное молоко, у меня не было… И вот я снова пришла сюда 11 февраля 1995 года, как раз в день рождения своего сына. Ему бы исполнилось 50 лет… И Бог привел меня в эту больницу.
Мы хотели, чтобы наш фонд работал и в Москве. Говорили с руководителями некоторых больниц, предлагали помощь. И не встретили никакого энтузиазма. Один директор нам прямо сказал: нам не нужна аппаратура, нам нужны деньги. На что мы ответили: денег не получите, мы знаем, куда обычно уходят деньги. Помощи и кредитов Россия получила достаточно, а проку от этого никакого. Да его и не будет, пока люди не усвоят раз и навсегда, что нельзя лгать, нельзя воровать, обирать больных и беспомощных. Так что пока работаем только с Петербургом.
— А творческая деятельность?
— Продолжается. Я уже не пою. Но осваиваю новые амплуа. Вот снялась в фильме «Провинциальный бенефис». Может быть, фильм не всем понравился — это был смелый эксперимент: соединить несколько пьес Островского в один сценарий и сделать Кручинину оперной певицей. Но все же он получился красивый: дивные русские пейзажи, великолепные актеры. И для меня это была совершенно новая, интересная работа.
Никак не ожидала я, что после стольких лет сценической деятельности вновь стану дебютанткой. А это случилось. Во МХАТе я вышла на сцену в драматической роли, да еще в какой — Екатерина Великая! Конечно, не Бог весть какие проблемы поднимаются в пьесе, но спектакль, по-моему, получился яркий, и публике очень нравится. С радостью езжу на гастроли с театром по городам России — и волнуюсь всякий раз перед выходом, как сорок, и тридцать, и двадцать лет назад…
…Сейчас я участвую в создании в Москве «Школы оперного пения Галины Вишневской». Идея ее создания принадлежит Давиду Яковлевичу Смелянскому, генеральному директору Российского государственного театрального агентства. Он возглавил проект. А Юрий Михайлович Лужков выделил участок земли в центре Москвы, на Остоженке.
Я всем им безмерно благодарна и уверена, что их долго будут вспоминать добрым словом следующие поколения певцов.
По тому, как мыслится школа, это будет уникальное учебное заведение. Другого такого в мире нет. А оно очень нужно. Консерватория учит петь, но не готовит к театру. Благодаря своим данным, человек может после ее окончания попасть по конкурсу в театр, но там с ним тоже никто не будет возиться, заботиться о его творческом росте — некому и некогда. Сколько на моем веку певцов с прекрасными голосами так и не смогли ярко проявить себя, остались на выходных ролях!
Наша школа должна стать таким необходимым звеном в становлении оперного певца — между консерваторией и театром. Чтобы он приходил в театр подготовленным и вокально, и сценически, с серьезным репертуарным багажом. И в театре уже не пугливо озирался, не поглядывал заискивающе на дирижера, не погружался в интриги, чтобы добыть себе какую-то партию, — а с полным основанием мог претендовать на достойное участие в спектаклях. И, переходя из театра в театр, предъявлял не только красивый голос, а внушительный список подготовленных партий — пусть даже по каким-то причинам еще не спетых на большой сцене.
В нашей школе каждым певцом будут специально заниматься дирижеры, концертмейстеры, режиссеры, преподаватели вокала, пластики, дикции. Будет зал на 250 мест. Школа уже строится. Какой она выйдет — покажет жизнь. Не с чего взять пример. В России много прекрасных голосов, надо помочь, чтобы они зазвучали в полную силу. И совсем не обязательно, что это будут выпускники консерваторий — могут быть и из училищ, и просто талантливые люди — я сама пришла в Большой театр без специального музыкального образования. Конечно, смогут заниматься и иностранцы. Но больше всего мне хочется успеть сделать то, что не дала совершить окаянная Советская власть: передать мое умение, мое искусство именно русским певцам, раскрыть им тайны оперной сцены.