Привет.
Век Макарова был короток — 44 года. Самым ярким, ослепительным, чудесным и мучительным оказался «улановский» период его жизни.
Премьера новой редакции «Раймонды» состоялась весной 1938 года, и Галя станцевала главную партию. Но еще в конце 1937-го, во время репетиций, она сыграла немаловажную роль в другом представлении — отставке Вагановой с поста художественного руководителя балета Кировского театра.
Феноменального таланта Агриппины Яковлевны хватало на постоянный контроль над своими ученицами. Далеко не всем это нравилось. Она говорила об изменении со временем фигуры балерины, о необходимости интенсивной борьбы с физическими недостатками, «преодоленными в детстве и возрождающимися вместе с возрастной деформацией», но упускала из виду изменения в характерах подопечных. Словом, педагог воспитывала у своих «девочек» такой нрав, что стоило только им войти в пору артистического расцвета, как конфликт не заставил себя ждать.
У Гали претензий накопилось, пожалуй, больше, чем у других воспитанниц Вагановой: та не дала ей роль Эсмеральды, а в партии Дианы она смогла отличиться лишь внешней прелестью — зрители не получали того наслаждения от ее танца, которого ожидали после постановок Захарова.
Ростислав Владимирович не скрывал своего отношения к Агриппине Яковлевне и во время «чистки» академических театров ловко ввел в творческую дискуссию идеологическую подоплеку, выступив с заявлением, что, дескать, она не может быть художественным руководителем из-за чуждого мировоззрения и отсутствия интереса к современным театральным течениям.
Сама Ваганова тоже подливала масло в огонь. Во время первой Декады ленинградских театров на банкете в «Метрополе», изрядно подвыпив, кричала своим ученицам: «Поди-ка сюда!», в другой раз пьяная танцевала на столе. Те, кто знавал ее «в молодости», разводили руками: «Теперь Груша стала потише». Появился некий «обвинитель», говоривший о фотографии, где она в непотребном виде сидит на коленях у офицера и распевает: «Тру-ля-ля» (потом выяснилось, что это — пациент сумасшедшего дома). Кто-то распускал сплетни, будто сохранились материалы о дореволюционном прошлом народной артистки РСФСР Вагановой, но до поры их держат под спудом.
Нарыв прорвался на собраниях балетной труппы 7 и 9 декабря 1937 года, когда артисты открыто высказали свои претензии к худруку, назвали ее «тормозом в работе», осудили за презрение к комсомолу и равнодушие к словам товарища Сталина о чутком отношении к людям. Директор ГАТОБа Асланов заявил о необходимости лечить «наш театральный организм» не примочками, а методом «хирургического вмешательства». Итог подвела Уланова: «Я считаю, что нужен новый человек для нашего художественного руководства, который бы творчески руководил нашим балетом».
А ведь незадолго до этого она вместе с Вечесловой посвятила «классу Вагановой» статью, приуроченную к сорокалетию творческой деятельности «лучшего педагога нашей страны». Правда, авторы не обошлись без двусмысленностей: были упомянуты и строгая дисциплина на занятиях у Агриппины Яковлевны, о которых «говорит вся школа»; и то, что она «из-за чрезвычайной загруженности» дает уроки только избранным артисткам; и ее «неуклонное совершенствование» исключительно в области педагогики:
«Наблюдая за Агриппиной Яковлевной… мы поражаемся ее яркой фантазии, ее смелости задавать комбинации, которые тридцать-сорок лет тому назад и не снились первоклассным педагогам балета. Наши артистки проделывают без видимого напряжения такие pas, в частности прыжки, которые трудны солистам-мужчинам… От души приветствуя Агриппину Яковлевну, мы высказываем сожаление, что она не имеет возможности дать нам побольше часов своего замечательного преподавания. То же самое и в отношении репетиционной работы: несмотря на то, что все мы достаточно опытны и знаем свое дело, нам часто не хватает на каждодневных репетициях глаза и руководства этого исключительного педагога».