Незадолго до смерти Галина Сергеевна вдруг рассказала, что случайно видела Ленина, «злой взгляд» которого испугал девочку, но об обстоятельствах этой встречи умолчала. Да и была ли она вообще? Свойство памяти таково, что в конце огромной жизни человека начинает интересовать только собственное прошлое, причем воспоминания часто подпадают под влияние той «новой» истории, которая искажает подлинный ход событий в угоду запросам современности. Сомнительно, чтобы Уланова, орденоносец и общественница, молчала о «ленинском» эпизоде в своей биографии. Она бы не преминула поведать о «добрых глазах» вождя мирового пролетариата. Впрочем, содержание бессознательной лжи подчас помогает почувствовать и понять правду. А в ее правде о том жестоком времени доминировал страх.
Петроград 1918–1919 годов был жутким городом. Холод, голод.
Галя узнала значение часто повторяемых слов «не на что жить»: в комнатах зябко, хлеб в лавке давали в долг на какую-то «книжку», постоянно расстроенная мама хлюпала носом. Родители и няня сетовали на отсутствие необходимого. Молоко отпускали по талонам только для ребенка. Паек постоянно урезали. Дров не хватало.
В семье Улановых мнения о советской власти разделились: Сергей Николаевич радовался новой жизни, няня ворчливо нахваливала старые порядки, а погрустневшая Мария Федоровна с каждым днем всё злее отзывалась о своей работе, ругала театр и балет, однако потихоньку обучала ему любимую дочь. Та упорно твердила: «Не хочу, не буду танцовщицей», — но подчинялась утомительным тренировкам, потому что рефреном звучали обращенные к ней слова родителей: «Сейчас мы тебя кормим, одеваем, а что ты будешь без нас, если у тебя не будет профессии?»
С началом Первой мировой войны хозяйство империи дало трещину, но некоторое время тащилось по накатанным рельсам. Всё окончательно рухнуло, когда в русском мире обосновался новый тип соотечественника — «человек с ружьем», пришедший на смену мечтательному, солидному либералу XIX столетия. До танцев ли в такое время? Но как раз в 1918 году в газете «Новости дня» вышла статья «Страна балета», настойчиво призывавшая помнить о «балетности» людей и идей «бывшей» России. Артисты не намеревались сдавать свое великое искусство революционному «зверю» — наоборот, пытались приручить его балетом.
В годы Гражданской войны советские власти стали организовывать фронтовые театральные группы и агитпоезда. «Душой и телом преданные пролетариату» столичные артисты направлялись в окопы и солдатские клубы. Деятель тыла из драмы Константина Тренёва «Любовь Яровая» глаголил большевистскую истину: «Отдадим народу все силы, ибо прежде наука была белая рабыня капитала, теперь она — красный товарищ пролетариата». Вместо «науки» можно смело поставить «искусство» — суть не изменится ни на йоту.
В ноябре 1919 года политуправление 7-й армии РККА подписало договор с дирекцией Петроградских академических театров, согласно которому солдаты могли бесплатно посещать спектакли, а артисты обязались регулярно выступать в воинских частях и шефствовать над армейской художественной самодеятельностью. Чтобы иметь возможность регулярно обеспечивать театральных деятелей пайками, оперативно-войсковое объединение Красной армии зачислило их в свои ряды.
Куда-то далеко, на превращенную в укрепленный район окраину Петрограда (Гале казалось — на край света), вез трясучий грузовичок артистов академических театров Романову и Уланова, а с ними, как всегда, дочь. Ее страшил грозный гром аплодисментов промозглого, вонючего, шинельного, небритого зрительного зала, совершенно не похожего на нарядный, благоухающий Мариинский театр, где блистали не только танцовщицы, но и публика. В тесноте какого-то клуба все сидели с поблескивающими стволами винтовок, с едко дымящими самокрутками в зубах. Но удивительно — эти новые зрители горячо, заинтересованно благодарили артистов. Оказалось, им нужны балет, опера, симфония. И Галя наблюдала из-за кулис, как родители, несмотря на закоченевшие руки, усталые ноги, истощенное дрожащее тело, то воодушевленно выделывали бодрые, залихватские коленца характерных танцев, то выводили изощренные классические па, а после концерта с удовольствием отвечали на крепкое, бодрое рукопожатие строгого человека в кожанке и с пистолетом на поясе. В качестве гонорара им выдавали мешочки с мукой, крупой, сахаром.
Добирались артисты с окраин осажденного города, почти с фронтовой линии, на машине. Иногда она ломалась, и тогда балетной семье приходилось, взвалив на себя тюки с костюмами и продовольственным «жалованьем», двигаться пешком через ночь, чтобы, успев дома только перекусить и немного поспать, с утра бежать в школу на урок, в театр на репетицию. Сергей Николаевич одной рукой поддерживал супругу, в другой тащил поклажу. На нем верхом сидела Галя. Мерно покачиваясь в такт шагам отца, она тихонько плакала от страха.