В том же году Лавровский возобновил для Улановой «Жизель». Представление состоялось 6 февраля. Она приоткрывала свой замысел:
«Во втором акте Жизель сначала не подходит к Альберту, исчезает, как только он хочет прикоснуться к ней. Я строю эти куски так, что Жизель не хочет приблизиться к Альберту, потому что боится сделать ему больно, ранить его сердце слишком живым напоминанием о прошлом, усилить его муки раскаяния. Жизель видит, что он думает о ней, тоскует, и вот она появляется, словно откликаясь на его зов. Она хочет, чтобы он знал, что она всегда с ним, всегда будет ему сопутствовать, любить его.
А когда Альберту грозит опасность, Жизель спешит к нему на помощь, заслоняет его от виллис. Она с ним настолько и так, как нужно ему. Ему, а не ей. О себе она не думает. Я не могу этого объяснить… Это только женщина может понять».
Критики отмечали, что Уланова внесла в свою старую роль новые оттенки. В ее интерпретации появилась «трагическая нота гнева, протеста против несправедливости судьбы», каждому движению Жизели-виллисы балерина придала «характер невесомости, бесплотности, прозрачности».
Таким образом, в репертуар балерины входили пять спектаклей: «Ромео и Джульетта», «Бахчисарайский фонтан», «Жизель», «Золушка», второй акт «Лебединого озера».
В 1957 году Лавровский возобновил для нее «Красный цветок» (слово «мак» убрали из названия, узнав в Китае, что это символ публичных заведений).
31 октября и 2 ноября 1958 года после длительного перерыва на сцене филиала Большого театра был показан спектакль «Шопениана», восстановленный балетмейстером-репетитором Ленинградского Малого оперного театра Екатериной Гей-денрейх. В спектакле, помимо Улановой, участвовали молодые артисты Николай Фадеечев, Марина Кондратьева и Нина Тимофеева.
Такой «послужной список» плюс концертные номера позволили Улановой покорить мир.
В начале мая 1954 года ведущие артисты балетных трупп Большого и Кировского театров вылетели во Францию. Это были обменные гастроли — в Москве и Ленинграде только что закончились выступления прославленного драматического театра «Комеди Франсез». Улановой предстояло танцевать третий акт «Ромео и Джульетты», вальс из «Шопенианы», «Умирающего лебедя» и третий акт из «Бахчисарайского фонтана».
Несмотря на то, что в Париж самолет прилетел под утро, его встречала большая толпа. Прямо на аэродроме произносили речи директор Гранд-опера, представители общества «Франция — СССР», артисты парижских театров. Интерес к советскому балету был огромен: люди ночами стояли в очереди к театральным кассам, из Италии, Англии, Голландии и даже из-за океана поступали заявки на билеты.
Об этой поездке Уланова подробно рассказала в очерке «Париж — Берлин», опубликованном в девятом номере журнала «Новый мир» за 1954 год:
«В старомодной и уютной гостинице «Коммодор» мне отвели две прелестные комнаты, похожие на бонбоньерку из розового стеганого атласа, украшенные белой мебелью. И хотя мои склонности весьма отличны от такого мягкого, игрушечного комфорта, здесь очень приятно: по утрам из окна я любовалась легкой, высоко вознесенной и потому словно парящей в синеве, словно из света и воздуха рожденной церковью Сакракёр[30]. Казалось, что рядом со мной, как по волшебству, оживают, дышат, смеются, страдают, надеются и разочаровываются герои Золя, Флобера, Мопассана и Бальзака. <…>
Мы начали репетировать в том славном зале [Грандопера], где некогда, может быть, занимались все лучшие балерины и танцовщики мира — от Вестриса и Аллар до Павловой, Карсавиной и Мордкина во время их наездов из России во Францию».
Ежедневные занятия шли полным ходом. Газеты помещали материалы о предстоящих гастролях. Уже начались оркестровые репетиции и монтаж декораций. Приближалось 8 мая — дата первого концерта. Однако он был отложен на два дня из-за траура по французам, погибшим во время взятия вьетнамской армией крепости Дьенбьенфу. Но и 10-го числа выступления не состоялись.
Поскольку основная работа была сделана, у артистов неожиданно освободилось время для осмотра Парижа. Уланова любовалась Елисейскими Полями, кущами Булонского леса, парком Версаля, видом на город с холмов Монмартра. Писатель Луи Арагон и его жена Эльза Триоле показали ей главный рынок Парижа. В театре «Этуаль» она смотрела бразильский балет. В Лувре и Музее новой французской живописи Рындин был ее гидом.
В день, когда, наконец, было объявлено первое выступление советского балета, Галина Сергеевна получила письмо от участницы движения Сопротивления, члена Компартии Франции, великой русской певицы Марии Алексеевны Олениной-д’Альгейм, которую называли «Шаляпин в юбке»: