Где бы ни гастролировала балерина, ей всегда передавали цветы от ненавязчивой поклонницы. В 1964 году Курнанд преподнесла в дар Большому театру костюм Шаляпина в роли Бориса Годунова. Лучшей благодарностью для нее стало знакомство с Улановой. Потом они иногда встречались за границей.
«Я никогда не забуду этого чудесного времени, проведенного с Вами в Милане, и как добры Вы были к нам во всех отношениях… — писала Эвелина, — надежда встретить Вас снова делает жизнь легче и прекраснее. Вы не только самая великая артистка в этом мире, но также великий психолог, тонко понимающий человеческую душу. У меня нет слов выразить то счастье, которое Вы даете людям, соприкасающимся с Вами. Еще раз большое спасибо за всё, и от души желаю Вам счастья такого же, которое Вы дали мне».
Восемнадцатого декабря 1966 года она призналась Улановой:
«С тех пор как Вы уехали, я не могу отделаться от наполняющей меня громадной грусти… Проведенные с Вами моменты, Ваш интерес к нашей работе — всё было настолько чудесно, что я едва могу верить, что я этого не видела во сне.
…я Вас прошу пообещать, что Вы вернетесь, так как если бы я не имела этой надежды, у меня ничего больше не оставалось бы. Есть столько вещей, которые очень трудно высказать, но я знаю, что Вы всё понимаете с полуслова… Для Вас я всегда буду готова сделать что угодно, и мне очень грустно, что я ничем не могу Вам быть полезной.
Вы дали мне на сцене самые чудные моменты в моей жизни, а теперь Вы мне еще даете и дружбу. Боже мой, зачем Дягилев так рано умер! Я об этом часто думаю».
В 1983 году Курнанд передала свою коллекцию в дар «стране, которая создала великую, гениальную артистку». Картины Александра Бенуа, Льва Бакста, Михаила Ларионова, Наталии Гончаровой, скульптурный автопортрет Михаила Фокина, портрет Анны Павловой кисти Александра Яковлева, скульптуры Серафима Судьбинина, становившиеся «гвоздем» парижских выставок, редкие книги были представлены в Третьяковской галерее. Выставку открывали директор музея Юрий Королев и Галина Уланова. Эвелина утверждала, что таким образом сделала подарок «для той, которая была нашим идеалом и память о которой будет у меня жить вечно»: «Пьедесталы и легенды созданы человеком. Только Искусство создано Богом».
Балетмейстер Олег Виноградов говорил, что «по не поддающейся объяснению загадочной степени воздействия на публику» Уланова на первом месте.
Вениамин Каверин считал, что объяснить феномен балерины невозможно: «Такова сила совершенного искусства. Оно сопровождает нас всю жизнь. Оно, не спросись, вмешивается в наши дела и делает нас благороднее, веселее, честнее… О ней рассказать так же трудно, как о Девятой симфонии Бетховена. Слезы приходят раньше разумного, трезвого толкования. Сила великой артистки как раз и состоит в том, что она каждый раз напоминает нам свое, тайное, невысказанное. В чем эта тайна? Кто знает…»
Эвелина Курнанд писала убежденно: «Без Вас — это Церковь без Бога. Целую Вас крепко издалека — Вы всегда со мной».
Когда балетная труппа Гранд-опера отправилась на гастроли в Москву, ее руководитель Серж Лифарь остался в Париже. Автору тринадцати постановок, включенных в афишу турне, было отказано в визе.
Сергей Михайлович обсудил с Лавровским и Мессерером намерение «всего художественного, театрального и литературного Парижа» наградить премиями Института хореографии Уланову и Фадеечева и получил горячую поддержку. Как писал Лифарь, они приняли известие о награждении «с приличием и достоинством, присущим истинно великим художникам, и поблагодарили нас за такую честь».
Однако в ситуацию вмешался Чулаки. Лифарь отозвался открытым письмом Улановой, опубликованным в «Фигаро» 13 сентября 1958 года:
«Дражайшая Галина Уланова.
Я был очень впечатлен Вашей чистотой, искренностью, Вашими нежными словами. Какую вибрацию вызвали во мне Ваши тревоги, Ваша застенчивость на репетициях и представлении Жизели; следуя взглядом за Вами, я чувствовал себя перенесенным, увлеченным Вашим вдохновенным порывом. Нина Вырубова, наша русская Жизель в Париже, и я выразили Вам свою благодарность и восхищение за образ Жизели, созданный Вами на сцене Опера.
Но Ваш директор театра М. Чулаки счел нужным отказаться от вручения этих призов для Вас лично, для театра, для СССР. Он, таким образом, отстранил Вас, мешая участвовать в этом акте дружбы. Был ли он оскорблен подписями Кшесинской, Егоровой, Балашовой, Дарсонваль, Шварц, Лорсия, Вырубовой, Хайтауэр, расположенными внизу этого документа? Был ли он сконфужен именами Жюльена Кэна из Института, Жана Кокто из Французской академии, Филиппа Эрланже, руководителя культурного обмена, Эммануэля Бондевиля, руководителя национального оперного театра, Мориса Эсканда, представителя «Комеди Франсез», Мишеля Жорж-Мишель, президента Ассоциации балетных критиков, Маргерит Лонг, Жана Луи Барро, Барсака, Декава, администратора «Комеди Франсез», Жюльена, руководителя Театра Наций, Александра Бенуа, маркиза де Куэваса, Жоржа Орика, Жана Дарканта, генерального секретаря международного института театра, и прочих, подписавших этот приз?