Я помню, когда Вы приезжали в Ленинград на «Красный цветок», потом, позже — на бенефис Р. Гербека, мы подглядывали в зал на Ваши репетиции, смотрели спектакли.
В 1957 г. мы видели Вас в Жизели, тогда я не всё еще понимала, но чувствовала, что на сцене не обычные артисты, что спектакль весь необыкновенный, — это я хорошо запомнила.
Галина Сергеевна, я еще раз Вас благодарю и теперь, и за те спектакли. <…>
Огромный привет Вам и благодарность от моих мамы с папой. Мы будем рады, если дыня наша дойдет в целости, и вдвойне — если она Вам понравится».
Через 12 лет Сабирова с мужем Михаилом Бурхановым уже была своим человеком в доме Улановой. Она писала:
«Дорогая наша, любимая Галина Сергеевна.
Сегодня мы у Вас варили плов. Миша не напачкал нигде, потому что мама была рядом и мы с Таней — тоже.
Попробуйте плов, пожалуйста, и кекс тоже — на здоровье!
Завтра утром мы улетаем в Одессу, вернемся 20 июля, надеемся и очень хотим, чтобы Вы были уже дома и совсем здоровы. У Миши сегодня день рождения, и мы в Вашем доме, и Вы с нами, как и всегда везде…»
Кстати сказать, в Улановой напрочь отсутствовал мещанский душок. Своих друзей, будь то Василий Макаров, Владимир Гиль или Сергей Штейн, она всегда просила: «Располагайтесь у меня, как хотите, не стесняйтесь».
Когда Малика умерла, не дожив до сорока лет, Галина Сергеевна бросила все дела и срочно вылетела в Душанбе на похороны. 28 февраля 1982 года в слове над гробом она сразу оговорилась, что «приехала сама по себе», не от Большого театра: «Может быть, я ей не совсем то говорила, но она не спорила, она верила мне. И я ей верила, всегда верила. «Маликуша, я еще успею приехать, еще успею посмотреть тебя». Но кто знал, что так всё случится. Мне, пожилому человеку, приходится провожать ее. Мне трудно говорить что-либо еще. Я просто по-человечески не прощаюсь с ней, она всегда будет у меня в сердце, со мной».
Можно ли назвать Владимира Васильева учеником Улановой? Скорее, нет. Гений Васильева проявился сразу. Собственно, и ему, и Юрию Григоровичу повезло, что рядом была Галина Сергеевна, во многом влиявшая на становление этих мастеров. Со знаменитым дуэтом «Катя-Володя» она была дружна. Однажды во время размолвки с мужем Екатерина Максимова жила в доме Улановой.
В 1958 году для американских гастролей Васильев с Улановой готовили номер в постановке Якобсона на тему скульптуры Родена «Вечный идол». Комиссия не позволила им выступать из-за откровенных костюмов. Честное слово, иногда тайно завидуешь всем этим чиновникам от культуры, которым удается увидеть запрещенное ими. Можно только представить себе, какой шедевр получился у двух великих мастеров.
Отношения Владимира Викторовича с Галиной Сергеевной разладились во время подготовки вечера в парижском концертном зале «Плейель», инициированного ЮНЕСКО к семидесятилетию балерины. Васильев решил поставить спектакль-воспоминание о жизни Улановой. Она же категорически отказалась «играть саму себя» и настояла на своем понимании действия: несколько движений «вполноги», без игры в течение нескольких минут, а несогласного с ней постановщика назвала «администратором от балета». Однако спектакль прошел очень хорошо. 19 ноября 1981 года известный критик Пьер Лартик писал:
«Всегда вспоминают о «вечере века», когда Жюль Перро собрал одновременно четырех звезд балета — Карлотту Гризи, Мари Тальони, Фанни Черрито и Люсиль Гран.
Для чествования Галины Улановой также собрались вместе выдающиеся мастера — Иветт Шовире, Клод Бесси, Нина Вырубова, которые приветствовали в первом ряду ту, которая, по утверждению Мориса Бежара, является «тайной» в балетном искусстве.
Гилем Тесмар воспроизвела умирающего лебедя. Мерль Парк, из Королевского балета, интерпретировала сцену из «Исидоры»… Карла Фраччи исполнила «Пери», балет, о котором мечтал Готье, затем «une Medu», контрастную, патетическую, всю в напряжении, в хореографии Джона Бютлера.
Наиболее волнующим моментом вечера было появление Г. Улановой…
Непросто поставить пьесу, где с необходимой скромностью совмещаются чувства и блеск. Васильев был вдохновлен тем почтением, которое он испытывал к Г. Улановой. Он видит в этой великой балерине скромную, не очень броскую красоту мадонны Липпи: луч прожектора скользит по длинной перекладине, освещает Г. Уланову, стоящую спиной и поворачивающуюся медленно к публике.