Галя по книгам пыталась понять секрет легендарной славы великих балетных артистов прошлого, найти «пружину» их театрального успеха.
Об Авдотье Истоминой Пушкин написал слова, ставшие смыслом, целью, паролем русского балета: «Душой исполненный полет». Да, нужно трудиться не только телом, но и душой.
Об Анне Павловой Галя много слышала дома. Правда, родители не могли объяснить, почему ее искусство переросло рамки балета. В 1924 году она выступала в США, и эхо ее триумфа долетало до Петрограда.
Но особенно охоча была Галя до музыки — бессловесной и прекрасной, как балетное искусство. Слушая мелодию, она невольно протанцовывала ее про себя, подбирая движения.
Мало того что в училище Уланову постоянно окружала музыка, так еще и бурлящая театрально-концертная жизнь Петрограда, а потом Ленинграда 1920-х годов поражала премьерами и исполнителями. Галя с наслаждением впитывала звуки опер, симфоний, балетов. Уланову буквально ошеломили две ленинградские премьеры 1923 и 1924 годов — «Саломея» Рихарда Штрауса с невероятной чувственной Валентиной Павловской и «Лоэнгрин» Рихарда Вагнера с Леонидом Собиновым. Эти представления не в последнюю очередь повлияли на улановскую образность.
Вагнера Галина Сергеевна «признала однажды и навсегда», особенно после того, как в Кировском театре поставили «Валькирию» и «Золото Рейна»: «Когда слушаешь вагнеровские хоры и вагнеровский оркестр, кажется, что небо разверзается. Всё это, однажды услышав, забыть невозможно».
Она говорила, что в музыке «привержена весьма различным композиторам»:
«Бах и Моцарт, Шопен и Вагнер, Чайковский и Мусоргский, Римский-Корсаков и Рахманинов, Григ… Наверно, этот список еще очень не полон, так как я люблю и хорошую вокальную музыку и менее серьезную музыку, если только она в своем жанре по-настоящему хороша. В Мусоргском вижу (наверно, надо сказать слышу!) я что-то от Достоевского: в композиторе тоже есть эта сложность, эта мятущаяся душа. Так мне, по крайней мере, кажется. Люблю его «Хованщину» — ее мощь и неизбывную, неодолимую русскую силу».
Ученицей первых классов Улановой посчастливилось слушать Федора Ивановича Шаляпина, в 1919–1922 годах входившего в состав дирекции ГАТОБа и являвшегося художественным руководителем Мариинки. Именно ему вместе с Луначарским удалось добиться ленинского декрета об образовании Ассоциации академических театров с сохранением за ними всего имущества. Возможно, небывалое по творческому размаху искусство гениального певца научило Галю глубочайшей внутренней сосредоточенности при лепке сценического образа.
Уланову почитали в шаляпинской семье. Борис Федорович создал ее замечательный портрет, а Федор Федорович называл не иначе как «драгоценная Галина Сергеевна». В 1984 году, когда было организовано перезахоронение праха Ф. И. Шаляпина на Новодевичьем кладбище, она возмутилась, узнав, что власти запретили отпеть его в зале Большого театра, а церемонию прощания провели «под пластинку», не удосужившись пригласить хор. (Через 14 лет саму Уланову Большой театр проводит в последний путь тоже под фонограмму и с заочным отпеванием.)
Гале удалось побывать на многих концертах благодаря одержимому музыкой И. И. Соллертинскому. Вера Костровицкая вспоминала:
«Иван Иванович устраивал так, что все лучшие концерты назначались в выходной день балетной труппы. Это была наша общая с ним маленькая тайна. Мы забирались наверх на хоры, брали с собою коврики и усаживались прямо на полу. Если мы бывали свободны, Иван Иванович звал нас иногда и на дневные оркестровые репетиции. Пожалуй, это было еще интереснее настоящих вечерних концертов…
Остановки во время репетиции, частые повторения отдельных тактов и фраз симфоний помогали воспринимать целиком всё произведение…
В совершенно пустом зале нет никого кроме нас и Ивана Ивановича, склонившегося над партитурой в углу, за колонной… Волшебные часы, проведенные вне времени и пространства…»
Галя слушала симфонические произведения в исполнении таких выдающихся дирижеров, как Отто Клемперер, Николай Малько, Эмиль Купер. Однако самым большим музыкальным потрясением стала для нее «ленинградская серия» молодого пианиста Владимира Горовица из двадцати выступлений в ноябре 1924-го — январе 1925 года.
Уланова вспоминала:
«Я очень люблю Шопена. Мое первое знакомство с его музыкой относится к двадцатым годам. Прошло почти тридцать лет с тех пор, как я слышала концерт Владимира Горовица, и до сих пор мне кажется, что это было совсем недавно. Замечательный пианист, прославленный своей интерпретацией романтиков и Шопена в частности, он целый вечер играл произведения своего любимого композитора. И это действительно было незабываемо.