Еще Волчек помнит, как не было денег, как кочевали с одной съемной квартиры на другую и как она возила Жене, попавшему в больницу с дифтеритом, калорийные булочки за 10 копеек. На апельсины денег не было.
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Смешно, что он лежал в боксе, где было разбито стекло, так что ни о какой изоляции не могло быть и речи. Глупые мы были. Ничему не придавали серьезного значения — ни деньгам, ни заразным болезням.
Необыкновенная легкость бытия этой пары имела конкретную арифметику. Молодожены получали по 690 рублей старыми деньгами в «Современнике», из которых половина уходила на уплату за съемную комнату, другая половина — на продукты и коллективные гулянки.
Непьющая Галина Волчек на одной из вечеринок юного «Современника»
— Интересно, почему вы не взяли фамилию Евстигнеева?
— Так вопрос не стоял. Актеры обычно оставляют свои. Да мне и в голову такое не приходило.
— А вас никогда не смущало его провинциальное происхождение?
— Нет, что ты. У нас были очень хорошие, светлые и ровные отношения. Хотя история «Пигмалиона» мне была не чужда.
— Вы хотите сказать, что, как доктор Хиггинс, сделали своего мужа?
— Ну не совсем так, хотя ситуация была похожа. Женя, например, говорил: «Беленый суп». То есть по-нашему — со сметаной. Мыло с парфюмерной отдушкой называл «духовым». Тенниску на молнии — бобочкой. Да много всего такого.
— Вы, девочка из приличной семьи, стеснялись его дикости?
— Никогда! Никогда! За всей этой дикостью, нет, дикость — не то слово. Я видела, чувствовала его талант.
— Старались переделать, перекроить на свой лад?
— Он был таким талантливым, что неизвестно, кто кого переделывал и кто на кого влиял. Он ли на меня, что позволял прикоснуться к своему таланту, быть рядом? Или я на него со своими методами?
Но как бы она сейчас ни взвешивала, чьи заслуги при взаимном воспитании больше, она, конечно, пыталась изменить супруга, слепить его внутренний и внешний образ. Так, на первый свой киношный гонорар она купила Жене в комиссионке полное облачение — костюм, плащ, шляпу и в довершение коробку французских галстуков. Кстати сказать, каким бы чудовищным и безвкусным ни казался его костюм, он умел его носить шикарно, как будто именно для него одного он и был сшит самым дорогим московским портным.
Впрочем, мануфактурной отделкой образа дело не ограничивалось. Волчек, смеясь, вспоминает, как заставляла мужа прочесть «Войну и мир». Женя добросовестно брал книгу в руки несколько раз, но так и не мог одолеть и трети. Доходило до таких ссор, что самому Толстому было бы неловко: что своим творением он ставил под угрозу семейное счастье. В данный момент семья Волчек — Евстигнеева была несчастлива по-своему.
В конце 50-х годов она не подозревала, что в 1994-м использует личный опыт по ваянию чужого образа в спектакле «Пигмалион». Во всяком случае, воспоминания из семейной хроники доставят ей радость и она будет говорить артистам: «А вот Евстигнеев в этот момент, я помню…»
1956
{МОСКВА. ШКОЛА-СТУДИЯ МХАТ}
— Чего ты дрожишь? — шепчет ей кто-то.
Она смотрит на свои колени — они действительно дрожат.
— Да ты водки выпей. Даже во МХАТе все пьют. Мне ребята рассказывали. Рука с протянутой четвертинкой.
Сначала Москва узнала артистку Галину Волчек. Во всяком случае, о ней сразу же заговорили, как только она сыграла в «Вечно живых» Нюрку-хлеборезку — свою самую первую роль. В 1956 году ей было 22 года, а выглядела она на все 40.
— Грим такой? — спрашиваю ее.
— С одной стороны, грим, а с другой…
С другой — такое внутреннее состояние, что не поверить в ее возраст и подлый опыт невозможно. Вот Нюрка — очень странная, препротивная внешность. Большие, вывернутые губы, родинка над губой, на носу… Прическа высокая, накладная и взгляд — тяжелый, наглый, уверенный. Поэтому с эвакуированной интеллигенткой она обращается бесцеремонно, тон ее не предполагает возражений. Личность омерзительная, но магнетизма невероятного — на нее все время хочется смотреть.
То, что она — острохарактерная актриса, было ясно уже в институте.
ЛЕОНИД ЭРМАН, директор театра «Современник»: — Я учился на постановочном факультете и дружил с Галиным курсом. Она меня не замечала — я был ординарный студент, а она уже тогда выделялась. Чем? Всем выделялась — яркая была, а на сцене — смешная, всегда с подтекстом, умная. Я оформлял их дипломный спектакль «Хитроумная влюбленная» Лопе де Вега. Галя там замечательно играла.