А через много-много лет я поехала в Болгарию на кинофестиваль, там было несколько актрис и один известный режиссер. И вот красивый зал. Прожектора. Нас вызывают на сцену. Мы идем все красиво одетые. И вдруг мой взгляд упал на штанину режиссера — она была мокрой. Пьющий был человек, но талантливый. Вспомнила себя в детстве в самый неподходящий момент.
Несмотря на то что Галя в детстве смертельно боялась матери, сопротивление материала жесткой педагогике прорезалось все чаще и чаще. Однажды, когда дома никого не было, она достала из шкафа заветные бабкины штаны — розовые с начесом, присланные из неизвестной Америки как гуманитарная помощь русским. Она всегда обмирала от этого образца мануфактурного производства. Поэтому, недолго думая, взяла ножницы и вырезала ластовицу, куда и просунулась счастливая рожица с припухшими губами и толстым носом. Руки быстро вдела в штанины, как в рукава, и посмотрела на обнову — очаровательная кофточка готова. Ее она украсила старательно вышитым вензелем из букв ГВ — Галя Волчек. Когда бабушка увидела результат творчества своей внучки, она схватилась за сердце. А мать от страха за бабку и от первого звоночка своеволия дочери просто начала кричать. Но что такое родительская истерика по сравнению с первым творческим экстазом?
Может быть, Вера Исааковна перешла бы на лирическую часть в своей педагогической поэме, если бы обладала даром предвидения и увидела, что спустя много лет будет работать под началом своей забитой дочери. Впрочем, и там, в тесной комнатке кассы, она оставалась верна себе и демонстрировала твердость характера.
Вообще, отношения с матерью у нее были всегда непростые. Если отцу, который для нее навсегда останется идеалом мужчины, она готова была простить все, то для матери никаких исключений не делалось.
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — Еще в эвакуации у родителей уже были плохие отношения — каждый из них жил своей жизнью, а для меня они сохраняли видимость семьи.
И снова рассказывает о вещах, которых стыдится до сих пор.
— Когда к матери приходил любовник, я забиралась на дерево, чтобы через окно убедиться в своих подозрениях. Мне было противно, что с чужим человеком мама разговаривала не так, как с отцом: ласково и нежно. Она не знала, как ему угодить. В эти моменты подсматривания я страдала за отца и совсем не переживала за мать, когда узнала, что он встречался с другой женщиной.
Двусмысленность детского существования прекратилась в 13 лет, когда Вера Исааковна произнесла с привычными металлическими нотками:
— Ты должна выбрать, с кем оставаться жить: со мной или с отцом.
И голос этой совсем не сентиментальной женщины дрогнул:
— Мы развелись.
Галя поняла, что она страдает, хотя всячески скрывает это. И все же выбрала отца — свой мужской идеал на всю жизнь, который она так и не встретила. Вырвавшись из ежовых рукавиц материнского воспитания, она глотнула свободы со всеми ее упоительными пороками. Оставила ненавистную школу и перешла в экстернат. Научилась курить. Она любит повторять, что, вырвавшись из-под материнской опеки, попробовала все.
— Все? — уточняю я, рискуя поставить ее в неловкое положение.
— Абсолютно все, — отрезает она жестко, давая понять, что тема закрыта и что не следует рассчитывать на более откровенный ответ. — В моем возрасте было бы смешно предаваться такого рода воспоминаниям — где, когда, с кем и как я была в первый раз. Это всегда очень фальшиво — не откровенность, а пошловатая игра в откровенность.
1946 год
{МОСКВА. ПОЛЯНКА}
Галя и отец в комнате. Он смотрит на нее внимательно, хотя только что вернулся со студии и снимает серый макинтош. Она провожает глазами его зеленую шляпу, приземлившуюся на верхней полке вешалки.
— Что случилось? — спрашивает Борис Волчек дочь.
— Ничего.
А губы уже набухли. Слезы дрожат в глазах. Он опускается перед девочкой на корточки. Осторожно поправляет воротничок платья. Она смотрит в сторону.
— Ну что произошло, Галя?
С няней Таней
Вообще, тот факт, что девочка из киношной среды, выросшая в доме, где жили сплошные кинознаменитости, не двинула в кино, вызывает удивление. Ведь целыми днями подружки мигрировали из квартиры Волчек в квартиру Ромма и обратно. Она отлично помнит, как дядя Миша, который для всех был суперавторитетным Михаилом Ильичом, приезжал вечером со съемок и садился за круглый стол.