1948 год.
С одноклассниками в конце учебного года
На экзамене и страсть, и знания Волчек продемонстрировала в полной мере.
— Берите билет и готовьтесь, — сказала учительница строгим голосом, не предполагающим возражения.
— А мне готовиться не надо.
В билете не было ничего похожего на теорию электролитической диссоциации.
— Как — не надо?
И она стремительно подходит к доске и быстро-быстро исписывает ее химическими формулами. Когда на доске не останется живого места от цифр, скобок и химических знаков, она, не сбавляя темпа, выдаст знания про электролитическую диссоциацию. Скорость, с какой Волчек сыпала терминами и наукообразными фразами, заставила всех дрожащих соучеников забыть о своих билетах и смотреть на Волчек как на фанатку химии, готовящуюся к научному подвигу. Она же не сбавляла темпа. Наконец перевела дух, посмотрела на часы — ровно 28 минут длилась ее тронная химическая речь. «Уложилась», — подумала про себя и посмотрела на членов комиссии.
— Переходите к реакции, — сказала экзаменатор и получила в ответ:
— Нет.
Удивление, смятение в рядах комиссии, явно потерявшей волю.
Волчек неожиданно выбросила вперед правую руку:
— Видите пятно?
Пауза. Глаза педагогов в тревоге метались с правой руки на лицо ее владелицы. Они ждали объяснения, которое тут же и получили.
— В детстве я постоянно делала опыты. Я была как фанатичка и все время что-то смешивала, соединяла разные реактивы. Однажды склянка взорвалась в руке — и вот смотрите.
И тыльная сторона ладони упирается в нос училки, пытающейся рассмотреть темное пятно, похожее на выжженное место.
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — После двадцативосьмиминутного выступления, когда было изложено все до последней точки в брошюре, я почему-то сказала: «А теперь…» Я часто потом думала, если бы меня спросили: «А что теперь?», я бы заплакала, я не знаю до сих пор, «что теперь». Дальше мог быть только расстрел. Но химичка вдруг сказала: «А теперь ничего не надо», — и влепила мне пятерку.
Я представляю себе — одна рука медленно, как в рапиде, вывела в экзаменационном листе «пять». Зачем-то поставила точку. Другая рука быстро выхватила этот лист. Дверь кабинета химии закрылась. Волчек быстро удалилась по коридору.
Так Галя Волчек сдала химию, получила аттестат зрелости и побежала относить его в Школу-студию МХАТ. Какой яркий, можно сказать, театральный финал! — думаю я. — Браво! Каждая мизансцена и каждая роль в этом школьном сценарии расписана как по нотам в этом неосознанном режиссерском дебюте.
Если бы Волчек сразу же готовилась в режиссеры, то этот случай можно было бы считать лучшим тестом на профпригодность. Но вся штука в том, что расчета здесь было столько же, сколько в Африке снега. Ни одна химическая лаборатория в этом анализе не обнаружила бы и частицы расчета и тем более холодного рассудка.
Не зафиксированными ни ею самой, ни педагогами остались первые мощные проявления актерских и режиссерских способностей, которым прежде негде было проявиться. Она не знала, что владеет главными актерскими качествами — заразительностью и магнетизмом. Во всяком случае, напор, с которым она подавила экзаменационную комиссию, через несколько лет проявится на сцене. Но прежде всего поразит всех парадоксальным сочетанием медлительности и стремительности, с каким ни на кого не похожая актриса Волчек будет подчинять себе пространство на сцене и в зале. Ее можно было бы назвать «мадам минимум движений» — внешний минимум нес мощнейший психологический заряд. Что, собственно, и показали уже первые работы Галины Волчек — актрисы еще совсем молодого и шального «Современника».
Получив «пять» в 1951 году, она не знала, что история с аттестатом зрелости, начавшаяся в Москве, закончится спустя сорок лет на Земле обетованной.
ГАЛИНА ВОЛЧЕК: — В 1995 году мы поехали на гастроли в Израиль. Повезли три спектакля и играли их в театре «Нога». Он тогда был основной площадкой для русских гастролеров. И вот как-то после репетиции я возвращаюсь в гостиницу. Вдруг телефонный звонок. Голос на том конце провода был такой взволнованный, срывающийся, что я поняла — звонит не просто поклонник. «Галина Борисовна, это говорит ваш учитель, если, конечно, помните…» — «Михал Мироныч! — закричала я. — Да как же я вас забуду!!!»
Она пригласила его на спектакль, после он робко зашел за кулисы, и она сразу же его узнала — такой же длинный и сутулый, как вопросительный знак. С ним были жена и дочь, и Волчек обнимала его, целовала. Ее артисты устроили ему овацию. Похоже, что у старого учителя с Перовской улицы наступил звездный час.