– Нет, доктор, не понимаю, – безразлично ответил военный.
– Тогда я должен объяснить. Я твердо уверен, что любой ученый, способный проделать эту работу, пусть даже он землянин, ничуть не ниже меня по умственному развитию.
– Извините, доктор, – вмешался Энус. – Я хотел бы вернуться к Синапсайферу. Доктор Шект проводил эксперименты на людях?
– Вряд ли, – улыбнулся Авардан, – в экспериментах девять десятых крыс погибало. Вряд ли он решился экспериментировать с людьми до получения лучших результатов.
Нахмурившись, Энус откинулся в своем кресле и больше не отзывался.
Еще до наступления полуночи Наместник, предупредив жену, на личном глайдере отбыл в Чику в плохом расположении духа и с чувством гнетущего беспокойства.
Тем же вечером Арбин Марен привез Джозефа Шварца в Чику как добровольца для Синапсайфера Шекта. Сам Шект тем временем уже в течение часа разговаривал с Наместником Земли.
4. Великая дорога
Арбин чувствовал себя в Чике беспокойно, как человек, попавший в ловушку. Где-то здесь, в Чике, одном из самых больших городов Земли (в нем проживало около пятидесяти тысяч жителей), находилось представительство великой Империи.
Арбин никогда не видел людей, прилетевших с других планет, и все же, здесь в Чике, он то и дело оглядывался в страхе, что подобный случай может представиться. Вряд ли он смог бы объяснить и то, как он собирался отличить землянина от чужака, даже если бы тот и попался ему на глаза, однако всем своим существом он чувствовал, что какое-то отличие несомненно должно быть.
Входя в институт, он еще раз оглянулся. Его автомобиль был припаркован на свободном месте, с талоном, обеспечивающим шестичасовую стоянку. Сейчас Арбина пугало буквально все. Воздух, казалось, был полон глаз и ушей.
Только бы этот странный человек не выкинул чего-либо. Хотя он энергично кивнул в знак согласия, но понял ли он? И как он только дал Гро уговорить себя на это безумие? – мучил себя Арбин вопросами.
В это время дверь перед ним открылась, раздавшийся голос вывел его из задумчивости.
– Что вам нужно? – в голосе чувствовалось нетерпение, возможно, что этот вопрос ему пришлось повторить несколько раз.
– Мне нужен человек, с которым можно поговорить относительно Синапсайфера, – хрипло сказал Арбин.
Швейцар изучающе посмотрел на него и сказал:
– Распишитесь здесь.
Арбин убрал руки за спину и поспешно повторил:
– С кем я могу поговорить относительно Синапсайфера?
Гро называл ему имя, но оно вылетело у него из головы.
– Я не могу ничего для вас сделать, пока вы не распишетесь в книге посетителей, – сказал швейцар, в голосе которого слышались железные нотки. – Таковы правила.
Не говоря ни слова, Арбин повернулся и направился прочь. В это время в дверях появилась девушка в белом рабочем халате.
– Доброволец на Синапсайфер, мисс Шект, – обратился к ней швейцар. – Он не хочет называть своего имени.
– Это правда? – обратилась она к Арбину.
– Я хотел бы поговорить с вашим начальником, – сухо ответил он.
– Хорошо, – она, казалось, вовсе не была обескуражена его ответом. – Пойдемте.
С замирающим сердцем он последовал за ней в небольшую приемную.
– Через полчаса доктор Шект примет вас, – мягко проговорила она. – Сейчас он занят…
Она вышла, и Арбин остался один, словно запертый в четырех стенах. Была ли это ловушка? Попал ли он в руки Старейших?
Никогда еще в жизни Арбина ожидание не было столь долгим.
Его светлость Энус, Наместник Земли, встретился с доктором Шектом без особого расположения к беседе с ним, испытывая при этом заметное возбуждение. Для него, четвертый год пребывающего в качестве Наместника на Земле, посещение Чики все еще оставалось событием. Как представитель далекого Императора официально он занимал положение, равное положению управляющего гигантскими, насчитывающими сотни кубических парсеков, секторами Галактики. В действительности же его жизнь немногим отличалась от ссылки.
Для человека, заключенного в стерильную пустоту Гималаев, окруженного населением, ненавидящим как его, так и Империю, которую он представлял, бегством становилось даже путешествие в Чику.
Однако и эти путешествия были краткосрочными, поскольку здесь, в Чике, он был вынужден постоянно, даже не снимая на ночь, носить пропитанную свинцом одежду, хуже того – постоянно принимать метаболин.
Он горько жаловался на это Шекту.
– Метаболин, – говорил он, разглядывая таблетку, которую держал в руках, – наверно, это настоящий символ всего, что ваша планета означает для меня. Он должен усиливать все обменные процессы, пока я сижу здесь, в этом радиоактивном облаке, которое вы даже не замечаете.
Доктор Шект слушал его с легкой усмешкой. Он производил впечатление близорукого, и не потому, что носил очки, просто у него давно выработалась привычка рассматривать вещи вблизи, взвешивать осторожно все факты, прежде чем сказать что-нибудь. Это был высокий пожилой мужчина, худощавый и несколько сутулый.
Широкая начитанность по вопросам галактической культуры делала его относительно свободным от той абсолютной враждебности и подозрительности, которую средний землянин испытывал даже к такому космополиту как Энус.
– Я абсолютно уверен, вы не нуждаетесь в таблетках, – сказал Шект. – Метаболин – это один из ваших предрассудков, и вы прекрасно знаете это. Если бы вы не принимали его, то чувствовали бы себя ничуть не хуже.
– Но не будете же вы отрицать, что ваш метаболизм выше моего?
– Нет, конечно, ну и что из этого? Я знаю этот имперский предрассудок, что мы, земляне, отличны от других людей, но в сущности это не так. Уж не приходите ли вы сюда как посланник антиземлян?
– Я говорю серьезно, Шект. Какая еще планета со столь яростным мазохизмом держится за свои бессмысленные традиции? Не проходит и дня, чтобы ко мне не явилась делегация от какого-нибудь из ваших правителей с требованием смертной казни для несчастного, единственное преступление которого в том, что он побывал в запретной зоне, спрятался от Шестидесяти, или просто съел больше, чем ему положено.
– Да, но вы всегда с готовностью подписываете эти приговоры. Ваше идеалистическое отвращение, как видно, имеет слабую сопротивляемость.
– Клянусь звездами, я пытаюсь бороться. Но что могу сделать я один? Император требует, чтобы все части Империи жили по своим местным законам. Это мудро и правильно, поскольку лишает поддержки глупцов, готовых восстать при первом подходящем случае.
Стоит мне только возразить, когда ваши Советы, Сенаты и Палаты требуют смерти, что за крики, что за дикий вой поднимается в ту же минуту, какие обвинения сыплются в адрес Империи! Лучше я двадцать лет проведу среди полчищ дьявола, чем на десять минут попаду на подобную Землю.
Вздохнув, Шект почесал затылок:
– Для остальной части Галактики, если только там подозревают о нашем существовании, Земля – это галька в небе. Для нас же это – дом, единственный дом, который у нас есть. И все же мы ничем не отличаемся от вас, просто мы менее удачливы. Мы заключены здесь, на мертвой планете, отрезанные стеной радиации от окружающей нас огромной Галактики, которая от нас отказалась. Вот вы, Наместник, разрешили бы эмигрировать тем людям, которые захотели бы покинуть Землю?
Энус пожал плечами.
– От меня ли это зависит? Люди, живущие на других планетах, не желают стать жертвами земных болезней.
– Земных болезней! – Шект нахмурился. – Подобным представлениям пора положить конец. Мы вовсе не носители смерти. Разве вы умерли, побывав среди нас?
– Честно говоря, – улыбнулся Энус, – я делал все возможное, чтобы избежать лишних контактов.
– Все благодаря вашей пропаганде, основанной исключительно на глупости.
– Так вы, Шект, хотите сказать, что теория о том, что сами земляне радиоактивны, не имеет никакой научной основы?