«Вследствие этого раздела земель, — говорит он, — изменились и названия. Галлия, которую захватили франки, стала именоваться Новой Францией, а Германия, откуда они пришли, стала именоваться Старой Францией».[125]
Ну а теперь, если читатель желает получить представление о языке, на каком еще говорили в ту эпоху в этой «Новой Франции», он может бросить взгляд на два приведенных ниже отрывка: первый из них является образчиком языка, который был в ходу на севере Франции, то есть языка народа-завоевателя, а второй — наречия, которое употреблялось на юге, то есть наречия народа побежденного.
Клятва на верность союзу против Лотаря, произнесенная на франкском, или тевтонском, языке перед битвой при Фонтенуа[126]:
«In Godes minna ind in thés Christianes folches ind unser bedhero gealtnissi, fon thesemo dage frammordes so fram so mir Got gewizci gewissen indi mahd furgibit, so haldih tesan minan bruodher, soso man mit rehtu sinan bruodher seal, in thiu, thaz er mig sosoma duo; indi mit Ludheren in nohheiniu thing ne geganga, zhe minan willen imo ce scadhen werden».
Клятва, произнесенная Хлодвигом на галльском, или романском, языке:
«Pro Deo amur et pro Christian poblo et nostro commun salvament, d’ist di in avant, in quant Deus savir et podir me dunat, si salvarai eo cist meon fradre Karlo, et in adiudha et in cadhuna cosa, si сит от per dreit son fradra salvar dist, in о quid il mi altresi fazet; et ab Ludher nul plaid nunquam prindrai, qui meon vol cist meon fradre Karle in damno sit».
Перевод клятвы на современный язык:
«Ради Божьей любви и ради народа христианского и нашего общего спасения, от сего дня и впредь, насколько Бог даст мне мудрости и силы, буду я защищать сего брата моего Карла, помогая ему во всяком деле, как по праву должно защищать брата, с тем, чтобы и он мне то же самое делал, и с Лотарем не вступлю никогда ни в какие[127] сношения, которые заведомо будут вредны сему брату моему Карлу».
Помимо этих двух языков, существовал еще и третий, чисто кельтский.[128]
Что касается народов, которые оказались в этой колыбели зарождающейся Франции и которым вместе с норманнами, уже готовыми высадиться на ее берегах, предстояло составить французский народ, то это были галло-римляне, бургунды, вестготы и гасконцы.
В то время как совершался этот великий территориальный и политический переворот, норманны, которые появлялись в виду берегов Франции при Карле Великом, стали высаживаться на них при Людвиге Благочестивом и селиться там при Карле Лысом. Это были уже не малочисленные разбойничьи суда, одиноко бороздившие море у берегов Нейстрии: это был флот из шестисот парусных кораблей, везший короля, военачальников и целое войско, окруживший Францию от Ла-Манша до Гасконского залива и на время разделившийся на два отряда, чтобы затем соединиться вновь: один из них поднимается по Луаре до Нанта, заполоняет Гиень, Анжу и Турень, тогда как другой входит во время морского прилива в Сену, захватывает и разоряет Руан, а затем поднимается до Парижа, оказавшегося беззащитным и брошенным Карлом Лысым, который, не отважившись вступить в сражение, укрылся в аббатстве Сен-Дени, чтобы оборонять там драгоценные мощи апостола Франции. Между предводителем норманнов и французским королем начинаются переговоры. Морские разбойники требуют дань в семь тысяч фунтов серебра, получают ее и удаляются, но лишь для того, чтобы появляться снова то в одном месте, то в другом.
В это самое время молодой Пипин, у которого Людвиг Благочестивый отобрал отцовское наследство, чтобы передать его Карлу Лысому, вступает в союз с этими разбойниками, и вскоре королевство оказывается преданным огню и мечу. Выдвигается требование о новой дани, в четыре тысячи фунтов серебра, и ее выплачивают; сверх того, командирам платят определенную сумму за каждого их воина, убитого крестьянами, и дается обещание выкупить и вернуть норманнам их пленников, сумевших убежать. На этих условиях завоеватели отступают в Жюмьеж I и ждут там исполнения договора, основные статьи которого мы только что изложили.
Дань, ставшая ценой за это отступление, для одних лишь земель, расположенных за Луарой, составила пять тысяч фунтов серебра, то есть примерно четыреста тысяч франков нашими нынешними деньгами. Каждый дом сеньора, то есть графа, епископа, аббата или королевского вассала, внес в качестве своей доли один солид, каждый дом свободного человека — восемь денариев, каждый дом крепостного — четыре денария.[129]
Немного времени спустя новое войско этих варваров, объединившись с бретонцами, захватывает Ле-Ман. Их нападение удается отразить, однако Роберт[130] Сильный, граф Парижский, прадед Гуга[131] Капета, погибает в бою с ними. Со своей стороны сарацины наводняют Италию, совершая подобные же набеги, и разоряют юг и запад страны. Пипин добивается признания его королем Аквитании, а Номиноэ — признания его королем Бретани.
125
«Франкия, которая именуется новой ... Франкия, которая именуется старой». (Монах из Санкт-Галлена.)
126
Нитхард, «История распрей сыновей Людвига Благочестивого».
127
«Francia quae dicitur nova ... Francia quae dicitur antiqua». (Monachus sangallensis.)*
128
Говори хоть по-кельтски, хоть, если предпочитаешь, по-галльски
129
«Acta conventus Carisiaci in capital. Caroli Calvi»*. В «Сен-Бергенских анналах», где также упоминается этот побор, приводится иной вариант распределения налога: «Карл условился с норманнами заплатить им четыре тысячи фунтов серебра и, чтобы собрать эту дань, обложил все свое королевство налогом в размере шести денариев с каждой усадьбы свободного человека, трех денариев — с каждой усадьбы крепостного человека, по одному — с каждого жителя, по одному — с двух хижин и по десять — с тех, кого считали торговцами». («Сен-Бертенские анналы».)
* «Акты Каризиакской ассамблеи в капитуляриях Карла Лысого»
131
«Прозорливый». Поскольку в то время, когда Капет взошел на трон, римское правописание уже становилось преобладающим, мы будем писать дальше «Гуго» вместо «Гуг».