Нельзя было терять ни минуты. Влияние Гуго усилилось после успешной обороны Парижа и побед, одержанных над отступающим германским войском. Со времени их возвращения в Лан с армией, которая едва понимала короля и, напротив, научилась понимать Капета, королевская власть Лотаря превратилась всего лишь в проблему, и герцог Франции вполне мог отправить своего повелителя искать ее решение в монастыре. У кого же тогда просить помощи, как не у германского императора, чья династия так часто доказывала французским королям, что в ее воле и в ее власти их защитить? И потому следовало спешно заключить с ним мир, причем мир, который был бы для него столь же выгоден, как победа, мир, который дал бы ему больше, чем отняла у него война — провинцию вместо армии. А какая провинция могла бы лучше отвечать этой двойной политической цели короля, чем маленькое королевство Лотарингия, от границ которого германская армия способна была за три дня проникнуть в самое сердце Франции?
Так что мир был заключен и Лотарингия была отдана императору.
С тех пор национальная партия отказалась от мысли насильственным путем искоренить эту живучую династию, которую чужеземные войска дважды восстанавливали на троне Франции. Гуго ограничился тем, что мало- помалу забирал власть из рук короля, сосредотачивая ее в своих собственных руках; он преуспел в этом настолько, что, не нося титула короля, уже на деле правил страной[173], когда Лотарь умер в Реймсе, на сорок пятом году жизни и на тридцать втором году своего царствования, успев сделать соправителем своего сына Людвига.
Так что герцог Франции, tyro Капет, был тогда всего лишь кем-то вроде наследника, терпеливо ожидавшего у изголовья умирающей королевской династии, когда она испустит последний вздох. И потому, стоило ей через пятнадцать месяцев угаснуть в лице этого ребенка, последнего недоношенного плода матери, носившей в своем просторном чреве Карла Великого, как, даже не тревожась из-за его дяди, другого Карла, герцога Лотарингского, тщетно пытавшегося заявить свои права на корону, сеньоры вручили ее Гуго Капету, сделав это единодушно, под одобрительные возгласы народа, в обстановке всеобщего воодушевления, и вовсе не потому, как пишут некоторые историки, что он имел отношение к родословному древу Каролингов через Хильдебранда, брата Карла Мартелла[174], а напротив, как раз потому, что далее Роберта Сильного проследить его род было невозможно и новой нации требовался совершенно новый человек. Ибо, как мы уже говорили, между Францией и династией Каролингов существовала непримиримая вражда и избрание Гуго было не чем иным, как успешным завершением начавшейся за много лет до этого борьбы за искоренение из Французского королевства потомков франкских королей.[175]
В подобного рода судьбоносных поединках политического принципа и королевской династии борьба может продолжаться долго, хотя итог ее и не вызывает сомнения; это своего рода битва ангела с Иаковом: не имеет значения, длится она одну ночь или целое столетие, поскольку в конце концов побежденным всегда оказывается человек.
Мы достаточно долго и пространно говорили об упадке этой монархии, входили во все подробности ее окончательного падения и постарались вскрыть его причины, в то время как предшествовавшие нам историки показывали лишь его результаты[176], и, по нашему убеждению, нам удалось верно отразить противоположность интересов французской нации и франкской династии; следовательно, насколько это было возможно в узких рамках, которые требует от нас краткость изложения, мы представили в истинном свете если и не законченные сцены, то хотя бы набросок драмы Каролингов, последним актом которой стала смерть Людвига V.
Мы видим, таким образом, как наши предки, покорные великому и неодолимому закону поступательного развития общества, вначале свергают династию Меро- вингов, совершив тем самым первую революцию, представляющую собой не что иное, как замену власти австразийских вождей на власть нейстрийских королей, революцию внутри клана завоевателей, революцию династическую, в которой покоренная страна, все еще ошеломленная их вторжением, не принимает никакого участия и на которую, видимо, она не обращает никакого внимания.
173
«Lotharius, гех Franciae, praelatus est solo nomine, Hugo vero non nomine, sed actu et opere». (Gerberti «Epistolae»).*
* «Лотарь, король Франции, правитель только по имени; Гуго, хотя и не носит титула короля, на деле является им по своим поступкам» («Письма» Герберта.)
175
«Hugo Capet, more patrum suorum, odio motus antique, genus Caroli cupi- ens eradere de regno Francorum ...**» (Script, rer. francic.)
** Гуго Капет, движимый, по обычаю своих отцов, старинной ненавистью, желал искоренить из Франкского королевства род Карла
176
Как нам представляется, г-н Огюстен Тьерри, обладая быстрым и верным взглядом, первым различил нечто определенное в запутанной истории второй династии.