Чарли Фарнум, тот вообще в любое время предпочитал помалкивать, так что они с Ником друг другу под пару были. А у меня хватало мозгов не распахивать кормушку. Вот и сидели мы вокруг костра и молча пялились в огонь, как три чурбана, пока кофе из нас сон понемногу выгонял. Через некоторое время я поднялся и пошел бросить седло на маленькую соловую лошадку, на которой ездил по ночам.
Она умела двигаться как кошка и видела в темноте как кошка; этой лошадке я мог довериться при ночной работе, да и она, похоже, держала меня за своего. Она сунулась ко мне носом, и я скормил ей огрызок морковки, которую стянул из ящика у повара.
В западных краях человек должен быть верным другом своей лошади, а то у него никогда не будет вообще никакого друга, а может, и вообще не понадобится ему никакой друг. В диких местах человек без лошади может и до вечера не дожить - вот почему тут конокрадство всегда считалось самым страшным грехом. Во многих случаях, уведя у человека лошадь, вы его приговариваете к смерти, куда менее приятной смерти, чем если б вы его просто пристрелили.
Соловая пару раз подкинула меня, выгибая спину, чтобы показать, что она в хорошей форме, готова к работе, а заодно - что не потерпит никаких глупостей от своего седока. Это лошадка хотела убедиться, что я вполне проснулся, а я, после того как она меня встряхнула разок-другой, и в самом деле вполне проснулся.
Шэдоу и Фарнум тоже сели на лошадей, и мы выехали к стаду, сменяя наездников, которые отдежурили свою смену, и глядя, как они собираются к огню. Сейчас, наверно, выпьют кофе, пожуют маленько сала и завалятся на боковую - да, устали они. Работа на перегоне так выматывает человека, что у него не остается духу разыгрывать из себя сову. Ничто лучше долгого перегона не превращает человека в доброго христианина... по крайней мере, на время перегона.
Маленькая соловая лошадка уверенно шла, неся меня вокруг стада. Ночью все выглядит по-другому, чем днем, так что на первых двух кругах я в основном интересовался местностью и высматривал среди бычков знакомых буянов. Стадо было смешанное, а такое вообще легче впадает в панику и кидается в стампиду, чем если б они все были какой-то одной породы... да еще имелись у нас два бычка и одна корова совсем уж пугливые, готовые вскочить и лететь сломя голову при малейшем шуме.
Мы им пели. Они тогда слышат приближающийся голос и не шарахаются, заметив тебя. Приблизься к быку слишком быстро, и он сиганет в небо прямо с земли и удерет за границы штата. Голос у меня не так чтобы очень, но я часто рассказываю людям, что я певец и что мне приходилось петь даже для трехтысячной толпы. Я, правда, не упоминал, что это была коровья толпа, но они ведь слышали мой голос, так что могли и сами догадаться. А если они судили по тому, что я брат Галлоуэя, так могли бы и поверить, он-то певец будь здоров. Шэдоу, когда мы с ним. второй раз встретились, остановился перекинуться словом-другим.
- Метис говорит, что, по его мнению, слишком тихо кругом. Никто не шуршит в кустах, как обычно.
- Ну что ж, давай и мы поиграем в эту игру, - сказал я. - Давай и мы походим на цыпочках.
- Что ты обо всем этом думаешь?
- Вот смотри, - сказал я, - если что-то спугнет коров и они побегут, нам надо направить их в сторону от ребят, чтобы они никого не растоптали. Давай каждый раз, проезжая мимо лагеря, замедлять шаг, так, чтобы большую часть времени кто-то находился на нужном месте. Потом, если скот побежит, попытаемся направить его на восток и подальше от каньонов. Потому что если они попадут в каньоны и разбегутся по расщелинам, мы их оттуда не выгоним до белых мух - это значит, вообще, никогда не выгоним.
До рассвета оставалось еще больше часа, когда внезапно кто-то вышел на опушку и остановился. Я поехал туда с винтовкой наготове, хотя если он вот так меня поджидает, то вряд ли это враг. Действительно, это оказался индеец.
- Пороховое Лицо говорить сказать тебе приходить человек... может быть, десять, двенадцать люди.
- Благодарю, - сказал я, но индеец не спешил скрыться в кустах.
- Пороховое Лицо говорить, он думает они пробовать индейская хитрость. Пользоваться горный лев шкура.
На этот раз он исчез, но было спокойнее знать, что они поблизости.
Подъехал Ник Шэдоу.
- Ты с кем-то говорил?
Я ему рассказал. Он этот трюк знал не хуже меня. Индейцы обычно проделывают его со свежей шкурой пумы. Они подбираются поближе и начинают размахивать шкурой, и скот чует кошачий запах, а потом один из индейцев подражает рычанию - и тогда стадо срывается.
Мы разъехались, и я был почти возле самого лагеря, когда услышал это самое рычание, и коровы одним рывком подхватились с земли. Они рванулись к лагерю, я выхватил револьвер, выпалил в воздух и дико завопил, как команч. Часть стада отклонилась вправо, но до остальных мой шум не дошел, и они промчались через лагерь как черти. Кастрюли и сковородки полетели в разные стороны. Донесся револьверный выстрел, потом второй, потом крик - и вдруг стадо исчезло. Осталось только облако пыли и удаляющийся гром копыт.
Стадо направилось к реке Манкос, и это была одна из причин, почему я остался на месте, а не кинулся следом. Если они пробегут несколько миль и доберутся до реки, то, скорее всего, остановятся на водопой. Все-таки скот в этом гурте хорошо упитан, это вам не стадо диких лонгхорнов, которые могут бежать часами, помирая от жажды.
Я развернул лошадь и поскакал в лагерь. Он выглядел как после побоища. Прежде всего я увидел на земле человека - то, что осталось от человека. Это был один из братьев Тайлеров. Я смог узнать его только по "кончам" серебряным бляшкам в виде ракушек, которыми был украшен его пояс.
Едва я спрыгнул с лошади, появился Пармали - слез с дерева. Повар выбрался из-за камней, а остальные двое прятались за фургоном. Мой выстрел из револьвера предупредил их буквально в последнюю секунду.
- Тайлер, - сказал я, - займись братом, тебе повар поможет. Пармали, а ты лучше поезжай вперед, помоги управиться со своим скотом.
- А ты что будешь делать?
- Собираюсь проехаться вверх по каньону. Хочу поискать следы.
- Я с тобой.
- Нет. Я возьму Чарли Фарнума. Если я не ошибаюсь, ты обнаружишь свое стадо возле реки, и мои индейцы тоже будут там.
Ник Шэдоу ускакал вслед за стадом, но я слышал, как лошадь Фарнума замедлила шаг, и понял, что он подумал о том же, что и я. Я выехал из лагеря. Он сидел в седле, поджидая меня.
- Я подумал, тебе захочется посмотреть, что к чему, - сказал он, и мы поехали медленным шагом, выбирая открытые места, где меньше был риск нашуметь некстати. Один раз мы остановились, чтобы прислушаться, и Чарли, выждав с минуту, спросил:
- Почему ты помогаешь этим индейцам?
- Они - хорошие люди, - сказал я, - и тут была их страна. Никто не виноват в том, что случилось. Где бы ни открыли новую страну, туда приедут люди, которым не хватает земли, и их никак не удержишь в Европе, где много людей помирает с голоду, когда тут их ждут несчетные мили незанятой земли. С индейцами нужно было бы договориться по-честному, да так бы оно и было, если бы не толпы жадных белых и не горстка индейцев, гоняющихся за скальпами. С обеих сторон были и правые, и виноватые. Я не проливаю слезы по индейцам. Они сражались, только у них никогда не было вдоволь ружей и боеприпасов, и белые продвигались все дальше. Но когда этот старик, Пороховое Лицо, пришел ко мне, он пришел честно и честно рассказал, кто он такой и что он делал, а я ответил ему "добро пожаловать". Я думаю, из этих парней получатся хорошие ковбои, и, пока это от меня зависит, они будут здесь всегда.
Мы замолчали и поехали дальше, и довольно скоро заметили, что наши лошади поставили уши стрелкой, как будто что-то увидели или учуяли. И точно, там горел костер, вокруг него собралось с полдюжины людей, а один молодой парень держал в руках эту самую шкуру пумы и со смехом рассказывал, как сорвалось с места стадо. Остальные, наверное, поскакали следом за стадом. Я надеялся, что Ник Шэдоу и Пороховое Лицо о них позаботятся.