- Надо же было позвать на помощь! Господь надоумил меня поскакать в нужную сторону. - Флор тяжело вздохнул. - Надеюсь, они не разграбят мой товар. Господь Всемогущий, избавь своего верного слугу от потерь ненужных, от страданий незаслуженных. Господи, услышь мои молитвы!
Грациллоний фыркнул и пустил коня вперед.
Вскоре стали слышны звуки схватки. Грациллоний дал сигнал ускорить движение. Его так и подмывало подстегнуть коня, подскакать поближе, чтобы оценить ситуацию самому. Солнце садилось и светило прямо в глаза, так что с расстояния разглядеть что-либо не представлялось возможным. Он подавил неуместное желание. Он не имеет права рисковать. Оставим героизм варварам и глупцам.
Тем временем бандиты заметили приближающийся отряд. Схватка мгновенно стихла, будто волна отхлынула от прибрежных утесов. Отхлынула, чтобы набраться сил...
Он натянул поводья, соскочил с коня. Солдаты поняли его намерение; чтобы стреножить лошадей, им не потребовалось и двух минут.
- Держись в сторонке! - велел центурион Флору. Потом отвязал щит, накинул перевязь себе на шею, стиснул ручку, другой рукой обнажил меч и занял место во главе отряда.
Вблизи стало ясно, что битва почти закончилась. Обоз защищался как мог. Они ухитрились выстроить три фургона подобием незамкнутого квадрата, высвободив из постромок мулов, которые могли запаниковать в самый разгар схватки. Чтобы подвести четвертый фургон, времени не хватило; он стоял там, где на обоз, очевидно, напали бандиты. Трое охранников обороняли пустое пространство, а их товарищи отражали попытки бандитов взобраться на фургоны или проползти под ними.
Но силы их явно были на исходе. Бандиты - их Грациллоний насчитал около тридцати - наседали, и небольшие потери среди обозных объяснялись, по всей вероятности, неумелостью нападавших. Первый натиск оказался неудачным, после чего бандиты сгрудились вокруг фургонов, не выказывая желания скрестить клинки. Более того, они вступили в переговоры. Позднее Грациллоний выяснил, что епископ укрепил сердца своих спутников, воззвав к божественной помощи, пока священники вели переговоры. Наконец бандиты потеряли терпение и вновь набросились на обоз.
Их снова ожидала неудача, хотя оборонявшимся эта попытка обошлась дорого.
После этого бандиты взялись за пращи. Продолжительная бомбардировка, безусловно, могла принести им успех. Многие путники были ранены, еще двое погибли. Однако им было где укрыться, да и запас метательных снарядов мало-помалу иссяк. Впрочем, линия обороны теперь оказалась настолько ослабленной, что бандиты, похоже, не сомневались в победе. Когда появились легионеры, нападавшие уже прорвались внутрь пространства, огороженного фургонами.
Грациллоний устремился вперед. Бандиты были из галлов - кто в обносках, кто в звериных шкурах или в старых одеялах, бородатые, нечесаные, с изможденными, в шрамах лицами, на ногах - грубые башмаки и даже кожаные мешки, набитые травой. Британские варвары, помнится, были снаряжены получше. Из оружия у нападавших были копья, ножи, крючья, топоры и несколько мечей. Завидев римлян, галлы завопили от ненависти и ярости; однако те, кто нападал с краев, стали понемногу отступать к лесу. Похоже, они понимали, что чаша весов склонилась в другую сторону.
Этого и следовало ожидать.
- В стороны! - скомандовал Грациллоний. - Окружай! - Он повел одно подразделение, Админий - другое. Солдаты не теряли времени даром.
Те бандиты, что находились внутри фургонов, оказались в ловушке, ибо оборонявшиеся, завидев подмогу, принялись отбиваться с новыми силами. Вообще все происходящее сильно смахивало на городской бунт. Схватка разбилась на множество отдельных поединков: люди наступали, пятились, спотыкались о лежащих на земле, падали, когда их хватали за ноги, продолжали бороться лежа...
Сначала солдаты метнули дротики. Предназначенные для того, чтобы пробивать щиты, они глубоко вонзались в незащищенные тела. Галлы с криками падали наземь. Пытавшиеся помочь упавшим сами получали ранения. А вслед за дротиками подоспели и легионеры.
Светловолосый юнец с длинными усами попытался прошмыгнуть мимо Грациллония. Центурион всадил ему меч между ребер, повернул лезвие в сторону, чтобы наверняка задеть печень. Клинок уверенно погрузился в плоть; юнец рухнул навзничь. Прежде чем Грациллоний успел высвободить меч, на него напал огромный галл; завывая, точно демон, он занес над головой топор, оставив беззащитной грудь. Грациллоний шишаком щита ударил его в солнечное сплетение. Галл выронил топор и упал на колени. Центурион ударил его ребром щита в висок и отвернулся.
Будем надеяться, удар не окажется смертельным. Грациллоний хотел набрать пленных и доставить их в Юлиомагус - для суда и казни, в устрашение прочим. Он вытащил меч. С клинка капала кровь.
- Мама, - простонал юнец, обеими руками зажимая рану. Грациллоний двинулся дальше. Весь эпизод занял от силы минуту-другую.
Он приметил группу людей на лесной опушке. Один за другим бандиты исчезали в лесу, растворялись за деревьями. Несколько человек волокли за собой фигуру в облачении священника. Задумываться о происходящем было некогда. Центурион отметил про себя вожака - высокого, ловкого, неожиданно хорошо одетого - и вновь ринулся в схватку.
...Легионеры не понесли потерь, достойных упоминания. Из числа путников уцелели, кроме Флора, двое франков-охранников, изрядно поцарапанных, но живых, трое возниц, священник и один дьякон. Остальных оттащили к обочине, вытерли кровь с их лиц, и священник помолился за упокой их душ.
Епископ Араторий отсутствовал.
Что касается бандитов, они потеряли полную дюжину - кого убили в схватке, кого добили, чтобы не мучился. Их отволокли к противоположной обочине и бросили, как падаль, не позаботившись ни вытереть кровь, ни прикрыть глаза; лишь милосердные тени укрыли их своим пологом. У фургонов сидели шестеро пленников.
Говорили мало. Большинство путников еще не пришли в себя. Время от времени давали о себе знать полученные в схватке раны; люди дрожали, тупо глядели перед собой, жадно хватались за хлеб и вино, которые раздавали легионеры. Солдаты занялись лагерем - было ясно, что ночь они проведут здесь. Порой раздавалось негромкое замечание, брань, проклятие, сопровождавшее глухой стук топоров и шорох впивавшихся в землю лопат.