- Вам известно, что я, так же как вы, привел на войну своего сына. Домнуальду предстоит стать блестящим воином, я же обучаю Тигернаха своему искусству. Не желаете ли послушать сочинения мальчика? Они еще по-детски наивны, но искренни, и я думаю, что достойны вас.
- Мы с радостью послушаем, - милостиво разрешил Ниалл.
Тигернах встал. Он был почти ровесником Домнуальда, а телосложением походил на отца: темноволосый, со спокойным выражением лица, на котором начали пробиваться усики. Он негромко, но очень искусно заиграл. Из арфы полилась чистая мелодия, голос его окреп:
- Наш господин, победивший лагини, в бою сверкал, подобно звезде...
Его стихам не хватало утонченности, тропы получились разрозненными и отличались напыщенностью, заставившей солдат слегка поморщиться. Однако стихи были сложены правильно, и по ним было ясно, что мальчик со временем обещает стать смелым поэтом. Ниалл поблагодарил его и подарил серебряную брошь. Тигернах покраснел так, что это стало заметно даже в темноте, пробормотал ответные слова благодарности и сел. Лейдхенн светился от гордости.
Стихи Тигернаха, разумеется, не шли ни в какое сравнение с песнями отца - возвышенными, завораживающими, от которых трепетала и сжималась душа. От волшебных песен Лейдхенна по щекам воинов заструились слезы, они сжимали кулаки, их взгляды устремлялись далеко за пределы этого мира.
Между тем подъехал король Энде в сопровождении дюжины родовитых военачальников. Стражники попросили его подождать, пока Лейдхенн закончит песню и получит вознаграждение. Молодые воины Энде зароптали.
- Тихо, - сказал король, - это справедливо. Никогда не выказывайте неуважения к жрецу и поэту. Таков закон всех мужчин.
Он мрачно посмотрел вдаль. Дождь и туман мешали определить местонахождение лагеря захватчиков, но он отчетливо слышал их неистово-радостные возгласы. Неподалеку слуги готовили великолепный ужин, чуть подальше на полях паслись стада.
Наконец стражники позволили гостям войти. Когда воин объявил о приходе Энде и вошел сам король лагини, Ниалл не встал и даже не преклонил колено, однако, как и подобает, предложил гостям сесть на приготовленные для них места и распорядился подать им полные чаши с вином, чтобы они утолили жажду. Слуги сняли с гостей верхнюю одежду и принесли им сухую, чтобы те согрелись.
- Итак, - сказал Ниалл, - вы согласны заключить мир?
- Скоро выяснится, - ответил Энде. Это был худой человек, с седыми волосами и бородой.
- Давайте сначала получше узнаем друг друга, - сказал Ниалл и сделал знак Лейдхенну, чтобы тот оказал им честь и представил жителей Миды.
- Никогда еще у меня не было более скорбного дня, - сказал Энде. - Но позвольте представить вам моих сыновей.
Он подошел к одному из них. Юноша был почти одного возраста с Домнуальдом и Тигернахом, стройный, миловидный, у него были густые черные волосы, белая кожа и голубые глаза. Для него тот бой тоже оказался первым.
- Эохайд, самый младший из тех, кто со мной воевал. Но дома остались его братья, им еще предстоит подрасти.
- Так звали моего отца, - улыбаясь, сказал Ниалл. - Рад с тобой познакомиться, Эохайд.
Мальчик вспыхнул. Первое, что он усвоил на поле боя, это то, что поражение влечет за собой жестокость.
Энде представил остальных сыновей.
- Богам, - закончил он свою речь, - было угодно, чтобы в этот день ты, Ниалл Мак-Эохайд, одержал победу; но тебе также известно, что она досталась дорогой ценой - народ лагини доблестно сражался. Что ты нам предложишь, если мы заключим с тобой мир?
Ниалл убрал со лба светлые волосы.
- Я тебе ничего не предложу, Энде Квеннсалах. Почему я должен платить за то, что досталось мне в честном бою? Отныне ты держи свою ложку подальше от моего сотейника, и вспомни старую клятву: ты должен платить мне боруму.
Раздался вздох, но ни один человек не шелохнулся. Никто не удивился, когда юный Эохайд вскочил и закричал:
- Вы хотите нас разорить, презренные червяки? Никогда! - Ему никто не ответил, и он разозлился еще больше. - Мы вас растерзаем и втопчем в грязь!
- Молчи, ослушник, - приказал Энде. Он схватил сына за рукав.
Эохайд его не слушал.
- Презренные червяки, мясные мухи, навозные жуки, вот вы кто! - кричал он. - Подождите, мы разворошим ваши гнезда и выкурим вас отсюда!
Лейдхенн выпрямился. В мерцающем свете его тень казалась чудовищно огромной. Он тронул струны арфы. Мужчины притихли.
- Будь осторожен, мальчик, - предупредил он. - Как бы ты ни был возбужден, не надо клеветать на своих врагов, словно сумасшедшая старуха в канаве. Веди себя подобающе.
Эохайд вспыхнул:
- Я - старуха? Убирайся в свой загон, старая овца, и совокупляйся со своими баранами.
Всех обуял ужас. Прежде чем кто-либо успел вымолвить слово, вскочил Тигернах, сын Лейдхенна. Он кипел от переполнявшей его ярости.
- Ты посмел оскорбить поэта, моего отца? - прошипел он. - Я сравняю тебя с навозом!
Он выхватил два железных шипа, надел их на пальцы левой руки и ударил Эохайда. Осмысленные, зрелые стихи полились из груди Тигернаха, словно кто-то внутри его заранее сочинил их, предвидя то, что сейчас здесь произошло:
О боже, легкомысленные парни!
Как вы осмелились такое говорить.
Слова глупейшие, слова без капли правды,
Нам кажется, мы слышим только рык.
Орете вы, чтоб хвастаться пред всеми,
Как будто вас крапивой отстегали.
А если бы вы были поумнее,
Пустой котел ногами не пинали.
Должно быть, стыдно вам, хоть вы и заслужили.
Плебеи тяжко переносят срам.
Похожи вы на них, коль вас не научили,
Как все расставить по своим местам.
Эохайд закричал, отступил назад, упал на колени и схватился за голову. На его щеках и над бровью вздулись три больших волдыря: красный, как кровь, белый, как снег и черный, как земля. Он стонал от боли.
IV
К вечеру дождь прекратился, ветер стих. Лейдхенн с сыном вышли из дома и направились к реке.
В синеве неба по-прежнему плыли облака. За долиной, залитой солнечным светом, раскинулась радуга. Под лучами солнца трава блестела зеленью. В вершинах деревьев переливались солнечные зайчики, вода тускло мерцала. Было прохладно. Тишину нарушали только их шаги и далекие голоса. Среди туч кружили падкие на мертвечину птицы, потревоженные людьми, вернувшимися на поле брани за телами своих родственников и товарищей.