прости за смех и эти раны,
за то, что я тебя достал,
но, говорят, я скоро стану
панк-стар.
Верёвка, пистолет, отрава
и передоз.
Заслуженная слава
надолго и всерьёз.
Но разве получалось чистым
уйти из под огня?
Я оставался анархистом...
А, может, не было меня?
02.50.25.03.08.
Я уже не понимал
Я уже не понимал
очевидность этих суток,
ночь звенела в проводах
мёртвых телефонных трубок.
Дверь открылась. Я вошёл,
- Зачем ты пришёл?
Знаете, какой был ответ?
У меня всегда и всё хорошо.
У тебя ничего больше нет,
а я, собственно зритель,
причём единственный.
- Какой твой любимый поэт?
- Не ты,
я совсем не врубаюсь в стихи,
сказал и пристально
посмотрел на себя.
Это было отвратительно,
но всё-таки
это был я.
06
Это не сон - нет!
"Дар напрасный..."
Это не сон - нет!
Не эЛэСДэшный трип.
И не в тоннеле свет.
И даже не краткий миг.
И не урок, нет!
Не кара, не визги звёзд.
Не мышеловка стен.
Это совсем не мост
между Этим и Тем.
Что же ты? Без меня
не существуешь! Зачем?
И всё же тебя кляня,
стоя перед ничем,
перед ничто без глаз,
я навсегда, насовсем
верю в последний раз.
21.06.19.08.08.
Я галлюцинации видел
Я галлюцинации видел:
я бухал с бандитами и ворами,
я сам наркотой барыжил
и кидался шальными деньгами,
я дружил с настоящим поэтом,
я размахивал жёлтым билетом,
я садил героин по венам,
среди грохота мокрой листвы,
меня забирали со сцены
и потом избивали в стенах тюрьмы,
в подъезде, на автобусной остановке,
в разговорах и интернете,
на одной петербургской разборке
и в известной московской газете,
в пересудах, судах, допросах,
сплетнях и похвалах, что хуже,
но сейчас умирает осень
в синих, синих от неба лужах
и менты что-то трут по рациям,
и всё это до дрожи знакомо,
и гуляют галлюцинации
около моего дома.
08.
Читатель, знай - перед тобой
Читатель, знай - перед тобой
пустой бессонницы цветы,
простые, разные слова.
сейчас мы вместе - я и ты -
и продолжается глава.
03.20.23.04.05.
Тримедин
"Тримедин - препарат, вызывающий галлюцинации"...
Итак, стараюсь быстрее. Риск. Хочешь, не хочешь. Молчать. Не оглядываться. Клуб горел за спиной. Веселятся. Порошок с туалетного бочка, шот, кикер. Заебись! Девку задрать. Повыёбываться. Сам то? Ничё, скоро по другому спляшут. Говорю, значит, этому - всем вам пиздец. Во всех! Я же с начала нулевых повторяю - доведут вас мусора. Без штанов останетесь. Все поголовно. А хули вы можете? Валить их надо было в девяностых. Всех без разбора. Или вы думали, они сами свалят? На пенсию? Капусту выращивать. Четыреста лет уже. Легавые. Начинали с того, что привязывали к лошадям головы псов. Такие же и сейчас. А этот? Давай, говорит, по дороге - и сыпет на стол. Ну не долбоёб? Вокруг сублимация, тримедин, комплексы, передоз. Веселье - обоссаться! Узкие в облипку джинсы, кеды, пирсинг, косухи, базаровы, чацкие, нечаевы. Где взять? Что завтра? Кто вчера? Прямо и направо. Там не протолкнуться. Прожектор, подвешенный к потолку, вбивал свой луч прямо в центр барной стойки. В "Моте". Конец нулевых. Вспышка. В начале. Всё, что осталось - играть словами. А здесь любая ночь недели - секс, наркота, рок. Единственное место на седьмой части. Любой день. Блевали по углам. Поколение свободы. Дурь, порошок. Гулаги, институты. Около музыкального автомата тип в капюшоне амфитаминовой скороговоркой. Она слушает с тусклым взглядом. Поправляет волосы. Сигарета. Ну неужели это всё?. Выход. Справа - церковь. Покойник на покойнике. Налево через мост. Метро открыто. Барыга. Страх и трепет. Первое слово съел. Пусть потом он её. Плевать. Отдам тримедин и свалю. Солнце уже вырвалось из низкого неба и там, где визга никто не слышал, улицу резал кривой солнечный луч. Всё было бесполезно... Нулевые проваливались в небытие, а мы, точно какие-то крысы, уже прятались в комнате, где телевизор нервно мигал в углу, бормоча что-то на непонятном языке - Смотри, что делается ...кого-то резали, жгли и стреляли. В прямом, так сказать, эфире.. но кому какое дело до страданий этих манекенов?.. электромагнитные волны, воздух, галлюцинации. О, придатки жалкие в своём оцепенении... такие необходимые для этих суровых, прямоугольных ящиков. Сидите ли вы сейчас на своих диванах?.. Лихорадка в моём чёрном сердце, тримедин в путающихся словах... а она уже пристально смотрела в глаза смеющимся, наглым взглядом... красное пятно, синий отлив мятой простыни, испуганное, опрокинутое лицо... Я отлично представляю, как пристально наблюдаете вы за нами... Затащил её к подруге. Все дела. Хотите приколоться?.. смотрите - она ещё голая, доступная сейчас любому из вас... роденовская Джульетта с неразвитой грудью и гладкой шеей... смотрит в телевизор, белая футболка... - Видишь, что творят!.. она издевалась. Какая скука... ведь даже, если всё происходило в самой что ни на есть подлинной реальности, и люди стреляли, жгли друг друга... что с того? перенесённые в гладкую плоскость экрана их омерзительные дела (которые, находись мы именно в том месте, где всё и происходило, привели бы нас в ужас, превратили в трясущихся от страха животных, с непредсказуемым поведением) вызывали только раздражение...жертвы, палачи... что должно произойти?.. а с другой стороны экрана?.. и если такого рода мысли приходили во время новостей, что говорить про остальное... Выключи ты это говно - кинул я подушкой в пучеглазого монстра. Она даже не отвела взгляда от ледяной поверхности жуткого гипнотического глаза... недавно смеющиеся глаза будто окоченели; так непьющий человек, находящийся в каких-нибудь гостях вдруг с удивлением замечает, как его только что разумный и даже интересный собеседник начинает нести, всегда внезапно и всегда неожиданно, полную околесицу, повышая голос с каждой выпитой рюмкой... Ничего здесь нельзя было сделать... В кухне поставил чайник на плиту, тримедин лучше запивать чем-нибудь горячим... в окне, уже подёрнутом тонкой рябью дождевых капель, что-то шевелилось и страдало... Везде одно и то же... крона огромного дерева, уже усыпанная бледно-зелёной пудрой. и ветер, не могущий раскачать основание этого атласа, отрывался на верхних, самых тонких, самых красивых ветках, расшатывая их на свой зловещий лад... сквозь эту ходившую ходуном, облепленную блеклыми изумрудами массу просвечивал бесконечный океан разноцветных, восхитительных огней. это новостройки по ту сторону реки жили своей загадочной жизнью. Я как раз заварил себе дозу си-си-пи. И с этого места до меня начало постепенно доходить, что пока я тут перед вами распинался, дверной звонок орал ошалело, страшно... И вот здесь-то я наконец понял, что ничего хорошего меня не ожидает... в самом деле, неожиданности редко бывают полезными. Тем более в начале. Вспомните своё рождение. Как? Впечатляет?. Повторите?.. чаще всего неожиданность - это аванс за будущий депресняк, если она приятна, в противном же случае это сегодняшний депресняк... Вряд ли это были архангелы с мешками экстази и кислоты, с карманами, набитыми марихуаной и новыми английскими записями... Вы уже, кажется, поняли о чём я подумал?.. Менты!.. мусора, блядь!.. К счастью, которое всегда сопутствует автору, даже если он конченый неудачник, это был всего лишь наш общий знакомый - считал себя поэтом и по понятиям среды, в которой мы обитали, таковым и являлся... Сразу перешёл к делу - дай глотнуть...сунул в руки брошюру - на почитай, тут про меня написали. Я послушно начал читать: Вика Нахалёва "Казус Хипхап" -... целью этого скромного, урезанного неумолимым автором эссе ни в коем случае не является полная и окончательная дешифрация небольшого, состоящего из тридцати трёх стихотворений сборника стихов. Это всего лишь попытка разобраться в том, что на самом деле происходит в двух последних стихотворениях; одно из которых прячется под жалкой вывеской комментария, а другое недоверчивый читатель назовёт всего лишь прозой, бессмысленной игрой предложений, непонятным образом оказавшихся в поэтическом сборнике. Попробуем же разобраться, так ли случайны эти два стиха, если вообще можно говорить о случайности в книге стихов, жизни, сне... Некоторые из подземных ходов, которыми автор надёжно снабдил свой скромный по объёму, но никак не по композиции труд. Начнём с того, что вообще представляет собою "Хипхап". По уверениям автора комментария, это всего лишь рядовое стихотворение сборника, что вызывает естественное недоверие в силу невозможной разницы в отношении к другим стихам и по причине того, что мы привыкли считать стихотворением. А если это проза, то есть ли в ней какой-то сюжет и смысл?.." Да уж, сюжет и смысл... ну-ну. Я, кстати, был неплохо знаком с его так называемыми стихами, на мой вкус, скорее агитками с крикливыми рифмами и внешним блеском согласных... Впрочем, он был не совсем здоров. Так, по крайней мере, утверждали сплетни - лучший документ характера... его сознание уже давно страдало странным, но, впрочем, свойственным многим людям недостатком... его метафизические, поэтические и прочие дела для него всегда следовали от частного к общему... это доходило иногда до смешных крайностей,.. так, например, зайдя однажды в туалет эМского вокзала, он, прочитав на стене непристойное предложение, выносил из этого суждение, переворачивающее все его бывшие представления об отношениях между мужчинами, и теперь каждый раз, когда ему приходилось пользоваться вокзальным сортиром, опускал глаза, словно эта надпись была одинакова для всех вокзальных туалетов. Такого рода обобщения сделали из него мнительного и раздражающегося по всякому поводу скептика, не доверявшего людям и именно в силу своей же недоверчивости всячески обставляемого ими. Девушки, которых он любил, устав от его вечных подозрений и упрёков, наставляли ему рога и бросали, а друзья, понимая эту недоверчивость как упрёк именно в их адрес, больше не навещали его, а он, находя очередные подтверждения правильности своей мизантропической позы, сочинял всё более и более мутные, оскорбительные стихи, в которых всё меньший выход находила его природная утончённость и всё больший - позёрство... Литры желчи, которые он выливал на страницы своих сборников с непостижимым упорством, уже тяжело было называть, собственно, стихами... какой-то покер вместо слов. Однако, и это было самым примечательным, его новые стихи пользовались у неизвестно откуда взявшейся публики известным спросом... и в то время, когда мы - настоящие поэты - с удивлением и недоверчивостью открывали его ранние сонеты с наивными, впечатанными в стройный размер рифмами - они с упоением цитировали эти наспех сколоченные проклятия, а его чтения пользовались подпольным и вследствие этого особенным, своего рода утончённым успехом. Он же, видя в этом очередное доказательство человеческой тупости, мнил себя то ли Верленом, то ли Биафрой; в зависимости от количества выжранной наркоты... Сказать откровенно, меня выводила из себя его дутая слава, основанная на очевидном невежестве современной публики... по понятным всем причинам печататься этот бедолага не мог, что придавало его персоне сияющий, маргинальный вид... читая стихи только на концертах группы, где усердно и безнадежно мимо орал в микрофон, он утверждал где только мог, что современная поэзия из предмета письма должна превратиться в устную речь...Не мог жить без очередной навязчивой идеи, миража... они кружили голову, казалось, ещё немного... С другой стороны, была некая справедливость в его маниакальных утверждениях, ведь почти все современные поэты занимаются, по правде сказать, бутафорией. Полной хуйнёй!.. публикуют унылые загадки-шарады, намеренно игнорируя современные обороты речи с их взрывным, резким, пленительным звоном... даже не пытались использовать настоящую народную речь. Дело не в матах или развратных сценах, которыми наш поэт щедро усыпал свои стихи - сами обороты этой современной речи брезгливо откидывались ими как неправильный русский язык. И в этом была их главная ошибка. Ведь то, что они считали "правильным русским", был всего лишь трафарет... В отличии от настоящего уличного языка, усыпанного вульгаризмами, уголовщиной и заимствованиями из таких же народных устных языков... Всё это было замечательно. Но черта характера, о которой было упомянуто, заставляла его считать всех поэтов вообще жалким сбродом очкастых интеллигентов..., о чём он не уставал заявлять всюду, наживая таким образом врагов в тех самых литературных кругах, которые в свою очередь не нисходили к нему с высоты своего непреклонного величия, считая необразованным выскочкой поэта, которого цитировали их же дети... Тем временем, этот деятель уже тянулся за кружкой с кофе и тримедином. Я сунул ему в руки остатки бомбы и встал со стула... Не помню, упоминал ли я о своей стрелке со Страхом, но стрелка эта была ещё действительна - что-то ему отчаянно от меня требовалось, и голосовая почта превратилась в требник... часы ещё не пробили полночь, а принцесса исчезала... катастрофически, невозвратно... видишь, как я продираюсь через скверы в жарком полумраке, через набережную в тиаре из жёлтых фонарей, через ночь, свалившуюся в небытие, потом сдаюсь. Такси!.. О, мой последний кэш... - Кто это? - заговорил домофон. - Открывай, блядь... - Кто это?... вот вы, наверное, думаете, что сейчас и начнётся... Знаете что? Предлагаю прерваться. В смысле - вот моя кухня, ничё тут интересного, конечно, но всё же...некоторые принципы, вторжение реальности, все приёмы... Один тут приходит ко мне и говорит - Лёха, ты должен написать всю правду... но бесплатно. - Во дела... - Но ты же анархист. Зачем тебе деньги? Вот так всегда. Ты - анархист! А те, что вопят?.. Так у них жопа стопудово прикрыта! Панк-рок на мамино бабло... а я опять в каталажку... Тут концерт был в Н. Дали сыграть три песни. Потом приехало три уазика. Начали панкоту пиздить. На сцену мент вылез. Типичный мусор... и давай мне чё-то втирать... Такие дела - я пою - они охуели - а справа мент чё-то орёт!.. и чё думаете? Нам заплатили за этот концерт? зато потом по местному хуевидению - это некрофилы, ренегаты и наркоманы... А ведь журналюги, что слепили эту туфту для пиздовизора раскуривались нашим же стаффом. Все. Поголовно. Врубаетесь?.. Нет?.. Я так и знал. Это раньше я возмущался, протестовал, разоблачал, теперь - нахуй! Мне всё объяснили. Оказывается, меня кто-то продал или купил. Но послушайте, где мои деньги?.. Знаете, две-три сотни баксов пришлись бы весьма кстати. Так что пришлите адресок этого барыги... Я жду. Жду уже, кстати, семь лет... Всё обещают привезти, показать.. И ещё - на что, по-вашему, должен жить поэт?.. может, пришлёте денег?. Нет?.. но почему?. вы же апофеоз бескорыстия.. работаете, небось?.. Сочувствую! но почему вы решили выместить свою злобу на мне?.. Ах, я забыл! он пишет стихи! Уничтожить!!! так что мне-то всё, поверьте, ясно, а вот именно сейчас я в недоумении - какое из стихов должно предшествовать тримедину. Может, "Я уже не понимал..."? Или вы думаете по-другому? Как?.. ах, забыл, что мы с вами находимся совсем в другом месте... но хватит, хватит, возвращаемся туда, где заговорил домофон. - Кто это? - Открывай, блядь... - Кто это? - Страхов считался продюсером нескольких местных групп - пиздил у них бабло, заодно поучая этих отморозков как и что им играть...несколько раз, ещё в прошлом году, он устраивал мне несколько чтений и сейчас я твёрдо решил стрясти с этого барыги если не бабла, то наркоты, а надо заметить, это и было его действительной работой. Снабжая всех музыкантов города тримедином, он заколачивал на этом больше денег, чем с выступлений любой из продюсируемых им групп, что лично мне, как вы сами догадываетесь..., но неуёмное тщеславие заставляло его тешиться перед самим собой званием продюсера, что иногда было для него даже невыгодно... К примеру, заявившийся среди потной июньской ночи поэт с требованием гонорара за прошедшие выступления. - Блядь, знаешь, как я попадаю на твоих стихах? Они на хуй не нужны никому... Сколько я, по-твоему, тебе должен?.. Что?.. - впрочем, все фокусы этого клоуна были мне известны, и уже через десять минут я превратился в счастливого обладателя следующей коллекции: грамм си-си-пи, три таблетки зитакса, кусок гашиша, упаковка тримала... и самое главное - семь шариков тримедина - Где он доставал эти препараты - переспросил следователь и добавил про себя... впрочем я, кажется, догадываюсь что...- Лёха! - трясёт меня Страх - до твоего поезда час, а ты уже не соображаешь ничего...Я всё устроил. Будешь читать в "Счастье" перед какой-то местной группой - всё это время запихивает мне в карман билеты...во даёт!... Пока плавал я в липком жёлтом тумане, придумывал начало для новой поэмы, упорядочивал текст, этот прощелыга что-то уже устроил. Понятное дело! Треть его запаса переместилось в мои штаны... - У тебя поезд, поезд... Ты это понимаешь? Я всё устроил... если Страх сказал... Лёха, у тебя поезд через полчаса... я уже денег вбил больше, чем твои сраные стихи стоят... Вот чмо! Даже не понимал,