– Как идет работа над пятой серией?
– Полным ходом, полковник, полным ходом, – поспешно ответил Антон Николаевич, пожалуй, даже слишком поспешно.
– Когда планируете начать адвентацию?
Степанов ответил не сразу. Он был очень взволнован, это не укрылось от взгляда полковника.
– Мне еще необходимо провести серию различных операций, – уклончиво ответил он.
– Но вы можете назвать хотя бы приблизительные сроки? – настаивал Дзержинец.
Антон Николаевич начал раздражаться, что также насторожило посетителя.
– Мне трудно говорить с вами об этом, вы ведь не имеете представления о всех тех биологических процессах, которые происходят в моей лаборатории. Но поймите хотя бы то, что я действую вслепую и сам не могу предсказать результаты своих работ. Все, что я могу – это наблюдать, фиксировать и делать выводы. Последняя серия качественно отличается от всех предыдущих и что она будет собой представлять, для меня самого остается пока загадкой. Можете мне не верить, но в этом заключается специфика моей работы...
– Я все это знаю, – снова перебил Степанова полковник, – вы говорили мне в точности то же самое и в период работы над предыдущими сериями.
– Тогда тем более, не стоит давить на меня и требовать ответов на вопросы, которые мне самому еще неизвестны.
– Что-то вы слишком горячитесь, – заметил Дзержинец, усаживаясь на кожаный диван.
Степанов опомнился и мгновенно преобразился, вновь превратившись в подобострастного хозяина, принимающего почетного гостя.
– Я – ученый, – произнес он извиняющимся тоном, – и когда дело касается моей работы, теряю все представления о приличиях, – снова раздалось блеяние, от которого Дзержинец слегка поморщился. – Простите меня, полковник, я забыл о долге гостеприимства. Не желаете ли кофе или, может быть, чаю?
– С удовольствием выпью кофе, – ответил Дзержинец.
– Как всегда?
Гость утвердительно кивнул головой и откинулся на спинку дивана. Он чувствовал небольшую усталость – день сегодня выдался чересчур богатый событиями.
Степанов заспешил к выходу.
– А где же ваш ассистент? – спросил Дзержинец вдогонку.
– Михаил Анатольевич? – по своему обыкновению переспросил Степанов.
– А что у вас есть и другие ассистенты? – Дзержинец нахмурился, что не предвещало ничего доброго.
Антон Николаевич опять затрясся от смеха.
– Увы, полковник! – ответил он, избегая взгляда Дзержинца. – Михаил Анатольевич у меня один, хотя порой я мечтаю о том, чтобы у меня в подчинении было побольше умных, знающих, исполнительных людей.
– В вашей власти ковать себе собственные кадры. Как раз такие, о каких вы мечтаете, – ответил Дзержинец.
– О, если бы все было так легко! – усмехнулся Антон Николаевич и исчез в дверях.
Дзержинцу совсем не понравилось поведение Степанова. Он и сам не мог бы сказать, что конкретно его настораживает. На первый взгляд ученый вел себя как обычно. Он всегда был нервозным, трусоватым и каким-то скользким. Дзержинцу нередко приходилось использовать весь свой дар убеждения и силу характера, чтобы заставить этого человека вести себя так, как это нужно для дела.
Дзержинец имел обыкновение говорить негромким голосом, как-то вкрадчиво. Никто никогда не слышал, чтобы полковник кричал или даже повышал голос. Напротив, в особых случаях, если он был разгневан или раздражен, его голос становился еще тише, но приобретал зловещие нотки. Это действовало безотказно. Собеседник неизменно бывал повергнут в тревогу.
Через несколько минут Степанов возвратился с кофе.
– Так где же все-таки ваш ассистент? – спросил полковник, сделав маленький глоток крепкого черного кофе. Полковник не курил и никогда не употреблял алкогольных напитков. Единственной вредной привычкой, которой он не мог сопротивляться, было пристрастие к очень крепкому черному кофе без сахара. Но и здесь Дзержинец старался ограничивать себя, употребляя не более трех-пяти чашек в сутки.
– Михаил Анатольевич сейчас как раз находится в верхнем отсеке. Я говорил вам еще во время вашего прошлого визита, что сейчас мы приступаем к работе над следующей серией.
– И как далеко вы продвинулись?
– Я полагаю, что скоро можно будет говорить о чем-то конкретном.
Степанов оживился, в его глазах загорелся настоящий энтузиазм ученого от Бога. Таким он нравился полковнику больше всего.
– Попробую рискнуть и поинтересоваться вашими прогнозами относительно этой серии, – произнес Дзержинец, попивая горячий кофе.
– О! – вдохновенно воскликнул Степанов. – Это будет нечто совершенно потрясающее! Если все получится так, как я рассчитываю, то скоро в вашем распоряжении будет находиться такая рота, с которой не совладает целая армия.
– Очень многообещающе, – поощрительно произнес Дзержинец, – хотелось бы, чтобы вы не ошибались в прогнозах.
– Мне бы тоже этого очень хотелось.
– Я думаю, вам понятно мое желание уточнить, на сколько процентов вы уверены в успехе?
– Это очень сложный вопрос, дорогой полковник, – в волнении Степанов и сам не заметил, что допустил неуместную с Дзержинцем фамильярность, но тот, однако, предпочел не заострять на этом внимания. Степанов тем временем с увлечением продолжал: – Видите ли, до последнего времени я разрабатывал проблему точечного характера наследования различных моногенных особенностей...
– Антон Николаевич, вы опять увлекаетесь, – сказал полковник.
Снова раздался блеющий смех.
– Прошу прощения! Я говорил об отклонениях, вызванных мутацией одного гена и не зависящих от внешних условий развития особей. Я пробовал выяснить, доминантна либо рецессивна эта определенная особенность, обусловлена ли она мутацией гена, локализованного в половой хромосоме или в аутосоме...
– Послушайте, Антон Николаевич...
– Простите! – поспешно заговорил Степанов.
Он умолк, собираясь с мыслями. Весь его вид говорил о том, с каким трудом он приноравливается к невежеству собеседника, пытаясь отыскать понятные полковнику определения.
– Короче говоря, я убедился, что умственные особенности человека не моногенны, а полигенны, то есть, они обязаны определенному взаимодействию нескольких генов. Возникновение же этих генов в фенотипе зависит от внешних условий.
Полковник терпеливо молчал, добросовестно пытаясь вникнуть в суть услышанного.
– Таким образом, передо мной встала двойная задача, – говорил Степанов, – мне не только нужно было выявить необходимую комбинацию генов, но и создать внешние условия, при которых такая комбинация привела бы к наиболее оптимальному результату.
Дзержинец отставил свою чашку. Никто из сидящих в кабинете не заметил, что за дверью, ведущую в первую лабораторию, притаился человек. Приникнув ухом к щели между дверью и косяком, человек, затаив дыхание, прислушивался к разговору. Чем дольше он слушал, тем большее изумление отражалось на его лице.
– Самое сложное заключалось в том, чтобы отыскать подходящий материал. Кстати, здесь нужно отдать должное нашему Михаилу Анатольевичу – он проделал гигантскую работу. Именно ему мы можем быть обязаны нашим богатейшим генофондом популяции, в котором присутствует множество мутантных аллелей одного гена.
– Замечательно, – одобрил Дзержинец, – теперь объясните, как это скажется на вашей последней разработке.
– К этому я и веду, – ответил Степанов, – думаю, не ошибусь, если скажу, что мне удалось добиться самых потрясающих результатов.
Ученый выдержал театральную паузу. Зная за Степановым этот грешок – любовь к эффектным репликам, – полковник с безучастным выражением лица терпеливо ждал продолжения.
– Что бы вы сказали, если бы узнали, что в недалеком будущем в нашем распоряжении будут существа, обладающие сверхъестественными способностями?
Дзержинец не мог удержаться от того, чтобы слегка вздрогнуть. Почти незаметно, но тем не менее Степанов почувствовал, что ему удалось заинтриговать собеседника.
– То есть? – спросил Дзержинец.
– Способности, которыми обладают сотые доли процента населения земли, да и то в ничтожных масштабах. А у нас с вами будут существа, аккумулирующие в себе все наиболее выдающиеся таланты сверхъестественного толка.