Солнце, заходящее с той стороны, ударило последним лучом в спины стоящих на мосту и ослепило меня на мгновение. Когда проморгался группы на мосту не было. Ещё можно было бегом домчаться до приднестровского пограничного поста, или поймать машину и броситься в погоню, настигнуть и никогда не отпускать… Но наваждение прошло. Я сделал свой выбор. Да и не нужен я им. И ей. Да и девка эта мне на фиг не сдалась. Как говорит Адам, чтобы найти девственницу надо быть педофилом. Нет, ну где нормальному мужику с нормальной психикой найти нормальную девушку, сохранившую себя для мужа? Нет их. Вот и Адам подтверждает это собственным опытом; за шестьдесят два года своей нынешней жизни он не встретил ни одной половозрелой целки. Ему то хорошо, он преобразил, переродил исключительно для себя, валькирию-амазонку. Но, где он, и где я? Преобразить я никого не смогу. Не умею. Я простой человек. Вернее, я никто и зовут меня никак. Где уж мне на валькирий замахиваться. А растить ребёнка только генетически похожего на меня, но с наложенной целколомателем психической матрицей, не хочу. Всё равно это будет уже не мой ребёнок. А раз так, то не надо метать семя, как бисер перед свиньями. Обойдётся этот мир без моего продолжения. Устал я от него. Или он меня боится? Хотя, чего меня бояться, я добрый. Вот только люди этого не видят. Помню прощальный взгляд Маришаль. Ведь вот лично ей я не сделал ничего плохого, наоборот её рейтинг перекрыл позиции тётки, она теперь символ Республики, а туда же. В её взгляде сквозило отторжение, откровенный страх, затаённое желание никогда со мной больше не встречаться. И вот именно за такое желание мне и хотелось поставить раком не только Париж, но и всю Францию. Потому и не полетел в Калифорнию, а поехал к Адаму.
У Адама всё плохо. Инициаты навещают редко, видно поняли, что сам он ничего не решает. Даже отозвали постоянного наблюдателя. Преобразованная им валькирия, как только родила, так тут же испарилась вместе с детьми. Собственно, за этим она и появлялась, но старику-то хотелось семьи. В общем, переехал он в другой дом в другом селе и консультирует только баб. Когда я пришёл к нему, в стоящей возле калитки шикарной машине билась в истерике очередная гламурка. Даже не войдя в калитку она поняла, что больше ничего не будет. Только деньги, только за деньги, а деньги счастья не приносят. Она боялась войти и окончательно утратить надежду на светлое будущее. Так и не вошла, только сунула в почтовый ящик … деньги. Зато появилась другая, я её смутно помнил по Северной Осетии, где она работала нянечкой при госпитале, куда свозили раненых из Джавы. Десять лет назад она обратилась к деду с вопросом, где найти настоящего мужчину, он и посоветовал её ехать в Цхинвал. Оттуда она привезла полумёртвого танкиста без левой руки. Выходила его. Пережила полугодовой запой мужика, от которого отказалась прежняя семья, родила ему четырёх детей. И живут они, душа в душу. У деда много таких женщин. Денег он не берёт, так они тащат продукты. Эта принесла борщ в трёхлитровой банке, хлеба, сала, чеснока. Вспомнили Осетию и мне пришла в голову дурацкая мысль, что лучше бы мне там оторвало, что-нибудь и дед нашёл бы мне вот такую женщину. Чем так, как сейчас.
Десять лет назад, когда Адама нашли инициаты и перетащили в Приднестровье, как раз местное МГБ переходило под эгиду СВР. Я был прислан сюда, как оперативник. Вот меня юного и нежного и приставили наблюдать за дедом. Потом была Южная Осетия и там я встретился с неизъяснимым. Послали именно меня, потому что рядом с Адамом, я уже видел иной мир. А вот после Цхинвала, я простой человек, стал носителем страшно секретной информации, поэтому меня стали изучать. Бойцы, что были со мной, благополучно забыли всё, что им удалось увидеть, но я помнил. Ни химия, ни манипуляция, ни что не смогло убить во мне реальную картину событий. Я помнил беседы с бодхисатвой Вискаловым, говорящего кота, знакомство со святым предсказателем и видел, как работает Молот Ислама. Я помнил чувство невероятной свободы в полёте с ураганом «Айк» и единения с чьей-то чистой душой во время нашего возвращения.