Учитель каллиграфии Подьячев долго искал
Лавровского и Малинина. А найдя, принялся сразу
пенять:
- Ну, куда же вы запропастились? Мне в толпе
с такой прорвой денег страшновато как-то.
- А много дали? - спросил Алексей.
Подозрительно посмотрев по сторонам, и
убедившись, что их никто не подслушивает.
Подьячев прошептал:
- По семьсот сорок пять рублей тридцать
копеек на билет.
- Ого! - обрадовался Малинин. - Пожалуй, на
Молодца можно сотню зарядить.
- Почему на Молодца? - не согласился
Подьячев. - Я на проездке лошадей видел. Не
глянулся мне твой Молодец. Зато Летучий! Его
играть надо!
- Какой Летучий, Антоша! Он, конечно, силён.
Но ведь едет-то не Паша Чернов.
- Ну и что?
371
Их спор прервал Лавровский:
- Господа, нам пора.
- Может, задержимся ещё немного? -
попросил Сергей.
- Один раз мы уже задержались, - улыбнулся
Алексей. - Хорошего помаленьку. Поехали в
Кузьминки за Удалым…
372
От автора
(вместо эпилога)
Не будем отступать от традиции начатой в
повестях «Бега» и «Последнее дело «валетов» -
заглянем в будущее некоторых из героев этой
книги…
… Удалой вернулся на конюшню Малютина и
через несколько дней был отправлен на завод. Прав
был старый конеторговец Бардин, когда говорил
Малютину: «Второго такого жеребца в России нет…
Он тебе имя даст!». Половина полученного от
373
Удалого приплода оказалась «призовым», то есть
бежала на ипподромах и выигрывала. Для того
времени это очень высокий результат.
Среди сыновей Удалого, особо прославились
рекордисты Вьюн, Лель, Славный… Так Лель
успешно бежал на всех дистанциях и «привёз»
своему владельцу 69693 рубля. Среди дочерей было
много хороших заводских маток. Одна их них, белая
Громада - бабка Крепыша, которого современники
называли «великолепным», «лошадью столетия» и
«королём орловских рысаков».
Малютину с лошадьми везло всю жизнь. А
вот с женщинами не очень. Ему ещё не раз
предстояло встретиться с их неблагодарностью и
коварством. Впрочем, не только ему.
Мишу Хлудова вскоре официально признали
сумасшедшим. По Москве ходили упорные слухи,
что дело не в белой горячке, а в кознях его второй
жены Веры Александровны, вступившей в сговор с
их домашним врачом Павлиновым.
- Вот и эта блондинка меня предала, - сказал
как-то вечером в Купеческом клубе Миша, когда
бубновая дама, на которую он поставил, была бита.
Похоже, слова оказались пророческими. Весёлого
баламута и гуляку «посадили под замок» на даче в
Сокольниках. Содержали в комнате с
зарешёченными окнами и обитыми войлоком
стенами. В мае 1885 года он умер.
…24 января Александр III издал Высочайший
манифест, в котором объявлял о своём намерении
374
возложить на себя корону «в мае сего года, в
Первопрестольном граде Москве». Началась
подготовка к торжествам. В такой обстановке сочли
неуместным поднимать ажиотаж вокруг дела
пятёрки Адвоката.
Редакторам московских газет и журналов ещё
раз напомнили о строжайшем запрете писать об
этом. Следствие провели быстро. В его ходе
выяснилось, что «пятёрка Адвоката» намного
многочисленнее, чем думали. Главарей оказалось
семеро, считая убитого при задержании помощника
смотрителя Тверского полицейского дома Шишкина
и неизвестного, проживавшего по паспорту
украденному у орловского крестьянина Нестора
Герасимова. Кто скрывался под личиной
малютинского лакея - считавшийся умершим
государственный преступник Фёдор Гераклитов или
кто иной - узнать не удалось.
Большинство арестованных, в основном
служащих Московско-Брестской железной дороги, в
административном порядке выслали в места
постоянного проживания под надзор полиции.
Бывший помощник саратовского полицмейстера
Иван Курилов, беговой сторож Иван Комаров,
смотритель бега Степан Судаков, мастер Всеволод
Запрудный и приват-доцент Николай Клепиков были
преданы военному суду «за принадлежность к так
называемой террористической фракции преступного
сообщества именующего себя социально-
революционной русской партией и организацию
375
рабочего кружка для социалистической
пропаганды». В первых числах февраля Московский
военно-окружной суд приговорил:
- Курилова, на счету которого было убийство и
вооруженное сопротивление оказанное чинам
полиции при задержании, к лишению всех прав
состояния и смертной казни через повешение;
- Комарова, Судакова и Запрудного,
принадлежность которых к террористической
организации была полностью доказана, к ссылке в
каторжные работы на заводах на пять лет;
- Клепикова, признанного виновным только в
пропаганде, к высылке в Западную Сибирь на три
года.
Приговор отправили на утверждение
московскому генерал-губернатору. Но тот, пользуясь
предоставленным ему правом, смягчил наказания.
Курилову смертная казнь была заменена
каторжными работами в рудниках без срока.
Комарову, Судакову и Запрудному каторгу заменили
ссылкой в отдалённые места Сибири. Клепикова
выслали в Самарскую губернию, откуда он был
родом, под гласный надзор полиции.
Как видите, не столь уж и кровожадны были
«царские сатрапы», как много лет уверяли вначале
либеральные русские, а потом и советские
историки. Для большей убедительности, сошлюсь
на «Обзоры важнейших дознаний производившихся
в жандармских управлениях империи по делам о
государственных преступлениях», которые готовил
376
Департамент полиции МВД. В одном из них,
сообщается, что в 1883 году «получило
окончательное разрешение 285 дел. Обвиняемые по
политическим делам подвергнуты следующим
наказаниям по судебным приговорам: подвергнуть
смертной казни - 1 человек; отправлено в каторжные
работы - 39 человек; сослано на поселение в Сибирь
- 5 человек…» И так далее. Всего же к уголовной и
административной
ответственности
было
привлечено 350 человек. Причем 183 из них
отделались лёгким испугом - были подчинены
гласному полицейскому надзору во внутренних
губерниях… Учитывая, что «Обзоры»
предназначались не для широкой публики, а
являлись документами для служебного пользования,
то их составителям врать резона не было.
… Долгоруков был очень доволен, что в
очередной раз удалось утереть нос его
петербургским недоброжелателям. Ведь заслуга в
поимке злодеев принадлежала не Департаменту
полиции или людям Ширинкина - отличились
московские сыщики. Он вызвал к себе полковника
Муравьёва, стал благодарить. А Константин
Гаврилович, пользуясь благоприятным моментом,
доложил обо всех безобразиях, творящихся в
Добровольной народной охране. Владимир
Андреевич разгневался. На заседании городского
попечительства всем, в том числе и обер-
полицмейстеру Козлову, досталось от него «на
орехи»:
377
- Каким образом бомбиста в дружинники
приняли? Почему цеховых из-под палки в дружину
загоняете? Да как вы посмели?!... Кому я поручал с
рогожскими переговорить?... Хорошее дело на
корню губите… Не позволю!
Учинённый им разнос возымел действие.
Старшинам ремесленной и мещанской управ
пришлось отказаться от
«добровольно-
принудительного» пополнения рядов охраны.