– Ну я, как всегда, не с того начала, – понимаю, что рассказчица из меня еще та. Своим слушателям могу лишь посочувствовать. – В период чумы тут поставили простой деревянный столб. Наверху, вроде, была Дева Мария. Такие столбы ставили, в основном, в знак благодарности за прекращение мора. Или в качестве просьбы защитить и прекратить мор. Конкретно эту колонну поставили гораздо позже на месте старого чумного столба. И ее в течение нескольких лет делали несколько скульпторов.
Выдыхаю после проникновенной речи. Все-таки труд Гидов тяжел, он явно не для меня. После нашей прогулки и болтовни разбитыми чувствуют себя не столько ноги и спина, сколько голосовые связки. Оглядываюсь вокруг в поисках какой-нибудь возможности пристроить свой зад:
– Паш, – канючу, увидев стоящих недалеко извозчиков, – давай прокатимся на карете, я устала ходить.
– Слушай, давай сначала пообедаем, а потом на карете, – этот вечно голодный мужской организм старательно пытается испортить весь настрой. Вот и вся благодарность за индивидуальную экскурсию.
Ну так все хорошо было. Уж было начала радоваться, что гуляем просто так, а не сидим в автобусе, засыпая под монотонную речь Гида. Не позволю Чернышову опять все изгадить.
– Павлушенька, мы покатаемся совсем чуть-чуть, каких-то полчасика, ну от силы часик. Ты не умрешь за это время, я тебе обещаю. Ну, пожалуйста! И вообще, сейчас первый час, и мы недавно завтракали. Помнишь, какие вкусные булочки ты ел? Это было всего чуть больше двух часов назад. Ты не мог так быстро проголодаться, – бросаюсь на защиту своей идеи.
– Мой желудок работает по Московскому времени. И там сейчас самое время обедать, – начинает Пашка, но мое надутое лицо исправно выполняет свою работу и заставляет его пойти на попятную. – Ну, хорошо.
Подходим к каретам с сидящими в них наряженными в народные костюмы возницами. Они все дружно смотрят на нас, ожидая, чью карету выберут капризные туристы. Надо им присоветовать применить у себя такую же схему, как у таксистов в Испании. Тогда им не придется волноваться, кого выберут.
Мне нравятся все кареты и без разницы, на какой ехать, поэтому выбор отдаю на откуп Пашке. Он после придирчивого изучения ассортимента подходит к небольшой двухместной коляске, о чем-то говорит с возницей и делает мне знак. Мой спутник галантно подает руку и помогает залезть. Следом забирается сам. До меня не сразу доходит, что этот гад плюхнул меня спиной к движению.
– Чернышов, что это значит? – с возмущением пытаюсь встать. – Как это понимать? Если ты воспитанный мужчина, то по этикету должен женщину посадить по ходу движения.
– Я должен был помочь женщине забраться, а куда ее сажать, об этом этикет умалчивает, – мой спутник прижимает мои руки к телу, не позволяя встать, и делает знак вознице, что все в порядке, и можно трогаться, – и вдобавок, мне полагаются преференции за то, что жертвую обедом.
– Ты им не жертвуешь, а слегка откладываешь. Как можно постоянно думать о еде?
Возница надо мной начинает что-то рассказывать на ломаном английском. Поскольку я как обычно ничего не понимаю, то Пашка от щедрот душевных иногда переводит последние слова нашего самопального Гида, когда тот ненадолго замолкает.
Выезжаем на Ринг – кольцевую улицу, опоясывающую Старый город, и я забываю про свое недовольство. Тихой сапой наша карета едет наравне с автомобилями и автобусами. Верчу головой по сторонам, глаза впитывают картины города. Я уже радуюсь, что осматриваю город спиной к движению. Возница надо мной не загораживает мне обзор, и потому есть возможность рассматривать заинтересовавшие меня места столько, сколько считаю нужным. Часть из них напоминает о Мишке. О боже! Я опять думаю об Акимове. Периодически мне кажется, что именно с ним, а не с Пашкой я еду в карете. Иногда ловлю себя на мысли, что тянет назвать Чернышова Мишаней. Шутки шутками, а мне надо бы тщательнее следить за языком.
Когда останавливаемся на светофоре у Ратуши, явственно доносится Мишкин голос, зовущий меня по имени. Не задавая себе вопросов о своем психическом состоянии, вглядываюсь в сторону Ратуши, откуда пришел голос. Внимание привлекают два толкающих друг друга мужика, от которых шарахаются прохожие. Там точно Мишки нет. Не представляю ситуацию, чтобы Мишка полез драться, а тем более за границей. Он слишком хладнокровен и рассудителен для подобных безрассудств.
– Паш, смотри. Все как везде. Дерутся какие-то ненормальные. Смотри, и полиция уже тут как тут, – показываю на бегущих к драчунам полицейских.
– Козлов везде полно. Но ребята работают грамотно, – Чернышов кивает на подъехавшую полицейскую машину, готовую к приему нарушителей, – без шума и пыли обесточили и упаковали.