– Нет, Мишань, ты сядь. И молчи. Дай я скажу, а потом уже ты. Ладно? А то я собьюсь, я и так слишком долго тянула, – как обычно каждая фраза сопровождалась маханием рук, словно она собиралась отогнать от меня тучу насекомых.
– Хорошо, – я послушно сел, в голове прикидывалась тысяча вероятных продолжений, но ни одно из них даже близко не было к тому, что выдала мне моя невеста.
– Нам надо отменить свадьбу, – Светка быстро зажала рукой мой рот, не давая прервать ее, – у меня есть другой мужчина. Прости меня, я влюбилась. Я сама не ожидала, что все так далеко зайдет. Я тебя тоже очень люблю и не хочу обманывать.
– Ты сейчас не шутишь? – надежда на идиотский розыгрыш еще теплилась во мне, но слезы в Светкиных глазах, тащившие по щекам поплывшую с ресниц тушь, подсказали, что все взаправду.
– Я не хотела. Прости меня, – как мантру на разные лады повторяла предательница, вытирая глаза и шмыгающий нос. Параллельно она гладила мне руки, что, очевидно, должно было изобразить попытку успокоить отставного жениха.
– Хочешь впарить, что, встречаясь в течение нескольких месяцев с другим, ты не обманывала меня? А в ЗАГС ты пошла со мной подавать заявление, зная, что у тебя другой. Это тоже не было обманом? – я встал со стула и вышел в прихожую. Мне хотелось уйти.
– Я не изменяла тебе с ним. Влюбилась – да. Но с тобой я была честна, – . полетела за мной в коридор Иванова.
– Не волнуйся, кафе и все такое я отменю. Гостей мы, к счастью, не успели официально пригласить.
– Миша, куда ты? – уже в голос зарыдала Светка, заламывая руки и не давая мне выйти, – это твоя квартира, это я должна уйти. Я сейчас соберу вещи, их немного.
Последние слова догнали меня уже за дверью. Весь вечер, а это была суббота, метался по улицам. Хотелось напиться, подраться или разворотить что-нибудь. По моим впечатлениям в городе не осталось ни одного не тронутого мной столба. В конце концов я отбил себе руки и ноги, продрог и мог думать исключительно о том, чтобы прийти домой согреться и как-нибудь унять боль в конечностях.
На следующий день в воскресенье отключил телефон и провалялся в кровати, проклиная дрянь, испортившую мне жизнь.
А в понедельник был обычный рабочий день в том самом офисе, где мы постоянно пересекались со Светкой. К моему большому разочарованию она не уволилась из Компании. Не удивлюсь, если безмозглая чувырла ждала этого от меня. Не знаю. Для всех мы просто разошлись, оставшись добрыми друзьями. Я, сжав зубы, так вошел в эту роль, что практически и сам в нее поверил, и позволил предательнице считать себя прощенной. За что теперь и расплачиваюсь.
Лежу в номере отеля, время к полуночи, надо спать, но не могу. Мучает простейший вопрос, что такое измена. Девушка встречается с парнем, собирается за него замуж, живет с ним практически семьей и в один прекрасный момент начинает заглядываться на другого. Это измена или нет? А вот она уже строит этому другому глазки. Это уже измена или нет? А когда она начинает кокетничать с другим парнем, перезваниваться, переписываться. Это уже измена или еще нет? А поцелуи? Это уже измена или все еще нет? Или измена, это только когда она уже переспала с другим?
Кто и где определил границу, отделяющую измену от дружеского общения? На мой взгляд измена начинается внутри человека, в его душе. В тот момент, когда он про себя подумал, что может завести интрижку в тайне от своего партнера. На мой взгляд измена – это нравственная категория, а не физическая.
Достигнув в мыслях практически глубин мироздания, я засыпаю.
Глава 3. Рим
Светлана
Время около девяти. Поезд мчит сквозь темноту. Мелькающие за окном огни создают ощущение, что несемся сквозь галактику в космическом шаттле. Впрочем, долго любоваться мельтешением фонарей не интересно. Ужин съеден, спать рановато, и мы, обнявшись, можно сказать, вжавшись друг в друга, лежим на нижней полке своего межгалактического шаттла. Никому не хочется лезть наверх. Каждый лениво надеется на добрую волю спутника.
– Давай, что ли фильм посмотрим по моему ноутбуку, – предлагаю я.
– Что будем смотреть? – насмешливо интересуется Пашка. Он явно приступает к разыгрыванию нашего постоянного репертуара, и мой ответ ему приблизительно известен.
– Только не ужасы, – выдаю свою традиционную реплику.
– И только не лавстори, – собственно, интерпретация пьесы регулярно меняется в зависимости от настроения и обстоятельств, но приблизительное направление действия известно и роли распределены.
– Хорошо. Открываем торги. Что у нас есть более-менее нейтральное? – заученно, глядя в потолок, повторяю свою партию.