Яя-баши послал в разведку по два — три человека в группе всего пять групп. Нашли местную одежду, переодели в неё тех, кто не забыл ещё сербский язык, и вместе с настоящими крестьянами отправили искать супостата. Нужно было понять хоть численность гяуров, которые на них напали. Если исходить из потерь самих янычар, то у противника соизмеримое с ними количество солдат.
Брехт тоже людей переодел и вдоль дорог отправил и тоже, понятно, с сербами из местных, что выявили среди гребцов, и кроме того за небольшими деревцами два десятка секретов расположил. Один черкес или егерь и парочка здоровущих дуболомов немецких.
Первым выявил ряженых янычар бывший лейтенант артиллерист Балсы Божович. Почувствовал или интуиция сработала, но когда они выскочили из кустов и потрусили к телеге с тремя пассажирами, по виду вполне себе крестьянами зажиточными, те из сена вытащили свои мечи кривоватые. С Божовичем был Марат Ховпачев, и черкес не растерялся, пистолет из-за пазухи вынул, и число ряженых сократил. Янычары, если бы со всех ног бросились в город, то может и ушли бы, но они в атаку побежали. Метров тридцать бежать. Марат и второй пистолет достал, проверил порох на полке, покачал головой, скусил, вынутый из кармашка патрон, досыпал порох на полку, и чуть не в упор разрядил в бегущего и визжащего чего-то на турецком блондинистого янычара. Бабах. Семь линий — приличный калибр, ряженого остановила пуля и даже чуть назад откинула. Третий янычар добежал и скрестил саблю с лейтенантом бывшим, и один на один, может, и одолел бы истощённого рабским трудом серба, но Курт, напросившийся тоже в дозор, воткнул саблю ему в бок и припечатал ногой. Четвёртый член дозора, тоже напросившийся чуть не со слезами «поучаствовать» — Людвиг ван Бетховен шпагу уронил и пошёл, пошатываясь, назад. Это Марат перевернул того янычара, в которого из пистолета попал. А там, в спине, дыра с кулак и кровища хлещет.
— Я назад пойду, мне хватило впечатлений, — сообщил Курту композитор через пару минуту. Не проблевался. Постоял, пошатываясь, но позыв сдержал и, продышавшись, вернулся к месту поединка и даже шпагу подобрал. За это время янычар обшмонали и сложили вместе под кустом, чтобы с дороги не было видно.
Зачем вид на реку портить? Красота же. Дунай, хоть и не голубой, а серый, но вот жёлтые дубы на том берегу эту серость оттеняют, если сильно захотеть, то и голубые нотки можно в реке увидеть. Небо отражается.
— Эй, одного нельзя тебя, Людвиг, отпускать. Вдруг опять янычары. Ты вон под тем кустиком посиди. Оттуда ничего не видно. А через пару часов нас придут сменить. Тогда все вместе и пойдём.
Бетховен тяжко вздохнул, но голосу разума внял. А чего этот голос молчал, когда ему взбрело в голову в эту засаду напроситься. Новых впечатлений захотел. Ну, получил. Лучше стало. А ведь и вправду лучше. Попав в этот непонятный поход, в этот непонятный отряд, он всё время себя каким-то ущербным ощущал. Вокруг головорез на головорезе, великан на великане, а он один маленький, лысый, после тотальной стрижки, и не знающий, чем заняться. Инструмента нет. Его любимого действа по приготовлению чашечки кофе нет. Неуютно и одиноко. Он бы вообще завыл, но рядом была Васьльиса, и он не мог показать ей свою слабость. Храбрился, да и на самом деле хотелось новых ощущений. Но теперь всё. Нет инструмента, но голова-то при нём. Есть бумага и есть замечательный карандаш, что ему этот странный немец выдал. А в голове его стриженой полно идей, полно мыслей. Нужно описать в музыке тот бой в порту и вот это сидение в засаде, когда над тобой кружат шмели и порхают крупные осенние бабочки, а потом короткий бой с жестоким врагом, который ничего не смог противопоставить выучке настоящих бойцов. Это нужно обязательно написать. Немедленно, пока впечатления ещё будоражат мысли, пока не выветрился запах свежей крови.
Событие шестьдесят девятое
Поражения являются следствием собственных ошибок, а победы — результатом ошибок неприятеля.
Сколько разведчиков переодетых отправили янычары, Пётр Христианович не знал, ему доложили о четырёх ликвидированных группах и одной повязанной. Схомутали на привале.
Даже мыслей не возникло у Брехта пытками, прижиганием титек, добывать информацию у доставленных пленных. Что они могут сказать? Всё это ему уже другие товарищи попавшиеся рассказали. Количество знает, вооружение знает, планы напасть на его непобедимое воинство теперь яснее ясного и без титек. Опять же орать будет янычар, выть, мясом палёным титечным вонять будет, фу, это ни разу не интересно и аппетит отбивает, а ещё солдат и добровольцев нервируют, некоторые же сразу себя на место пытаемого поставят. Воображение наше всё.