Вооружившись опасной бритвой и улыбкой маньяка, подготовившего все для ритуального убийства Док переглянулся с Флором, словно ища одобрения, но как оказалось он ждал сигнала. Этот писк походил на навязчивую просьбу: «Сбрей эти идиотические усы, Саймон», — словно лишив близнецов их главного атрибута, что-то в этой бюрократической вселенной изменится. И оно изменилось. Дело сделано. Межвселенские друзья почувствовали, что за их спинами выросли крылья, способные пронести через земли, обставленные очередями до Коллекционера так быстро, что они не стали откладывать поездку.
— Флор не может покинуть этот дом, — оповестил компьютерный голос.
— Я разрешаю, чертова жестянка! — жестянка не стала возражать.
Док аккуратно распахнул перед Флором дверь. Осторожно лоза за лозой, подтаскивая свое тельце, он выполз наружу. Безразмерная радость. Невозможно объяснить буйство красок в какие окрашивался цветок. Он рухнул на траву, которую грешно причесывать газонокосилкой, ведь в ней так приятно затеряться и ощущать, как она щекочет цветы и бутон. Ребёнок, живший внутри Уолли или Флора пищал от радости, и смотря на него у Дока теплело на душе. Он сел на крыльцо и несколько минут молча смотрел за узником, вырвавшимся на свободу. Казалось, что радости не будет конца и края, но в какой-то момент дом ужасов Хьюго отбросил зловещую тень на траву и цветок играющей с ней.
— Пойдем, Уолли, — громко сглотнув проговорил Док.
— Вначале попрощаемся с Хьюго, — прошелестела трава или Флор.
— О чём ты?! — недоумевал Док.
В энциклопедии никак не упоминалась проворность Флоров, но то, как умело передвигался Уолли на своих лозах внушало уважение. Он остановился на заднем дворе, меж деревьев, где в другой вселенной натянут гамак. Разобравшись с зарослями, словно несколько минут назад те не служили отдушиной он окрасился в траурно-белый. Здесь прикопаны Алина и Хьюго. Взяв горсть земли в лист, Флор дождался, когда тоже самое сделает Док.
— Алина, Хьюго, пусть вселенная и Создатель меня услышат! Я отомщу за вас! — поднялся ветер, предающий шелесту Флора пафос, который Уолли не утратил бы будучи в заточении даже двести лет. — Чего бы мне это не стоило, я найду Кубовски и убью его. Этот мерзкий старикашка со своей мерзкой Шмартой… Простите, что не защитил вас…
Цветок бережно посыпал место землей, а после подгоняемый ветром отправился в сторону машины, оставив Дока наедине с единственной мыслью: он не хочет, чтобы подобное случилось с его Хьюго и Алиной, чью фамилию он никак не мог вспомнить.
* * *
Док жал педаль в пол, периодически поглядывая в зеркало заднего вида на Флора, который листьями поигрывал с ветерком.
— Расскажи подробнее про Коллекционера?
— Я уж думал, что ты всю дорогу будешь молчать, — прошелестел Флор, а после замялся. Окрас листьев сменился на ослепляющий оранжевый.
— Убавь яркости, и не нервничай, Уолли?
Растроганный ласковостью тона Дока, Флор протянул лозу к кнопке радио, включил электронную долбежку и начал шелестеть ей в ритм. Услышав этот шелест ди-джей местной заунывной музыки сделал бы обязательно ремикс, который стал бюрократическим хитом, ведь нет ничего лучшего, чем в пятницу дрыгаться на танцполе под шелест цветка.
— Человек опасный и влиятельный, дел с ним лучше не иметь, но бланк у него точно есть! Ехать к нему дурацкая затея, но это всяко лучше, чем быть запертым в доме…
Док не уверен, что нить дружбы, протянутая через вселенные космоворота связывает всех Уолли и Саймонов, но с этим Флором-Уолли – они связаны. Они оба заложники вселенной, которую способен любить лишь псих, прервавший электронную долбежку репортажем.
«В эфире последний сначала – Первый Бюрократический. С вами я, ваш покорный слуга, Балехандро Кюроб»
— Балехандро не выходит в эфир в это время, — как-то недоверчиво прошелестел Флор.
— Это хорошо или плохо? — Док решил, что надо дать цветку насладиться свободой, ведь впереди долгая дорога, за время которой он точно разузнает про Коллекционера.
20
— Балехандро, если руководство сказало: «Озвучь рекламу», — то пусть наша примадонна озвучивает её! Нет, не надо смотреть на меня, как на какого-то ублюдка из очереди. Не вздумай причмокивать сигаретой, будто ешь сраное мороженое!
— Сорок секунд! — прокричал гример.
— Не надо воротить морду, делая вид, что не слышишь меня, Балехандро! Нет, вы посмотрите на него? Смотрит сквозь меня! Ты исключительный ведущий! Но пойми, — человек с бумажкой хотел разрыдаться. — Просят оттуда, сверху, приказ! А кто я такой… да, кто мы все такие, чтобы перечить им?
— Сколько до эфира? — спросил Балехандро настолько безразличным голосом, что человек с бумажкой нервно прыснул смехом, приковав к себе на секунду взгляды собравшихся в студии.
— Тридцать секунд!
— Гарри ты что, писал это сидя на толчке?
— Это писал шеф! — Балехандро брезгливо, кончиками пальцев взял бумажку, затянулся сигаретой и лишь спустя несколько томительных секунд ожидания развернул её и озвучил текст.
— Если бы у каждого бюрократа был бы загон, то в нем бы стоял вкусненький «бухлотон».
— Двадцать секунд!
— Это точно писал шеф? — недоверчиво посмотрел Балехандро.
— Да-а… — отвечает чуть ли не вся студия.
— Выглядит так, будто это написал какой-то выродок, который ничего не смыслит в рекламе, — никто не посмеялся над шуткой.
— Ещё раз назовешь меня выродком, Балехандро, и я… — задыхался от злобы подоспевший шеф.
— Будешь вести эфир? Выродок.
Балехандро встал из-за стола, выдохнул дым и собирался потушить окурок об стол, как делает обычно перед тем, как уйти из студии. Гример дребезжит: «Де… десять секунд», — шеф, смирившись с тем, что как не старайся – от клейма «выродок» не избавиться, поэтому засунув гордость, как можно глубже подбежал к Балехандро и протянул листок с какими-то закорючками. «ЗАСТАВКА», — прокричал режиссер трансляции, решивший, что сам сядет на знаменитый стул, если там не уместится Балехандро.
— После того раза, моей жене невозможно находиться на улице, не услышав… — шеф наиграно тупил глаза в пол, словно это тоже его задевает.
— Чёрт с вами! Пусть моя бедная жена несет эту пургу, а то, что ты написал на листе – отправь нам домой, да поживей, — шеф улыбается, как улыбаются людям, которым показывают бойню, заверяя, что их тут не убьют.
— И мы в эфире!
«В эфире последний сначала – Первый Бюрократический. С вами я, ваш покорный слуга, Балехандро Кюроб, и мы будем говорить о главном. Главное к этому часу ежегодный голый марафон. Внимательный зритель спросит: «О каком ежегодном марафоне идет речь, если в прошлом году не было никаких марафонов?», — но увидев репортаж нашей любимицы Анигиляши – таких вопросов не останется не у кого, — Балехандро прикладывает ладонь ко рту, словно шепчет персонально каждому зрителю. — С учетом количества бегунов, правительству не останется ничего, кроме того, как учредить подобный забег в следующем году. — Балехандро улыбается своей знаменитой улыбкой, и убирает руку, возвращая себе официоз ведущего новостей. — Трансляция вот-вот начнется, а пока несколько интересных фактов, которые подготовила наша редакция: можно бежать абсолютно голым, и это не будет преследоваться по закону! Никаких «возьмем на карандаш» и прочих знаменитых в нашей вселенной фраз! Тот, кто поймает человека верхом на пони – получит годовой запас талонов и секретный приз-сюрприз от спонсоров о которых расскажет Анигиляша. Для тех, кому этого мало, чтобы участвовать в марафоне – правительство выдаст победителю тот самый бланк! Да-да, вы не ослышались! После этого, мне впору собираться на марафон самому, но прежде важное объявление: жители Бюроградской области, шоссе Забюро будет занято бегунами до конца проведения мероприятия. Разрешено ездить по обочинам, без всяких «намотаем на ус», «возьмем на карандаш», в общем, вы понимаете. Моя жена, красивая Анигиляша – прелесть наша, готова выйти в эфир, чтобы освещать забег в режиме онлайн. С вами был Балехандро Кюроб, и завтра с вами буду тоже я»