– Когда вернусь – не знаю, – кивнул начальник. – У меня на столе лежат папки с пятью делами, на верхней – стикер с номером телефона, позвони по нему. Скажи Эмилю, что присланное портфолио никуда не годится, пусть переделает. Потом все дела отнеси Рогову на второй этаж. Скажи, три снизу – самые перспективные, пусть их пробивает в первую очередь. Дальше. У Светы есть копия моего расписания, непонятно, почему ты все еще не занялась им сама. Заберешь, ознакомишься, сделаешь то, что помечено синим. Позвонишь в гостиницу Тель-Авива, проверишь бронь на послезавтра. Напомни, что у Макса в номере обязательно должна быть ванная. Так, что еще?..
Мы вышли из лифта. Я бежала следом за Малкиным, записывая указания на собственной ладони наспех найденной ручкой.
– Закажи столик на вечер в хорошем ресторане. На троих. Часов на шесть. – Шеф остановился рядом с машиной, задумчиво постучал по ручке двери и добавил, глядя на меня в упор: – С помадой было лучше, Рыбкина.
На том и распрощались. Я кивала, как болванчик, не сразу сообразив, о чем была последняя фраза. Даже записала на запястье: “с помадой лучше”.
Чертыхнувшись, махнула рукой и поплелась в офис, мысленно добавляя к списку покупку нескольких блокнотов и заказ пиццы. А то в таком режиме и скопытиться недолго.
Время за работой летит не то что незаметно, а со скоростью света. Собственно, когда свет в коридоре погас, я и поняла, что увлеклась. Даже самые упертые трудоголики сбежали, не попрощавшись.
Глянув на часы, поняла, что Малкин был прав – если бы у меня был парень до устройства на эту работу, он бы уже обрывал телефоны и закатывал скандал. Начало девятого. Вот вам и знакомство с расписанием шефа. День выдался просто дико загруженным, а ведь я взяла на себя лишь треть из запланированного им на сегодня – то, что шеф лично отметил. Как бедолага справлялся без помощника, уму непостижимо. Впрочем, нет, бедолага это я! И мне пора домой.
Поднявшись, взяла сумку, подползла к зеркалу и посмотрела на свое отражение.
– А с помадой лучше, – проговорила, кривя губы, перенимая манеру начальства. – Подумаешь!..
– Кхм.
Подпрыгнув, кажется, до самого потолка, повернулась на звук. Малкин стоял в дверном проеме, широко расставив ноги и сложив руки на груди. Его пиджак висел на локте, а рукава рубашки были небрежно подвернуты, открывая запястья, на которые я и уставилась так, словно увидела нечто запрещенное, но жутко интригующее.
– Рыбкина, – позвал меня Малкин, – ты что здесь делаешь? В зеркало могла бы и дома смотреть.
– Так я… – пришлось откашляться, голос внезапно сел. – Собиралась домой как раз. Только что закончила с…
– Стоп, – шеф едва заметно качнул головой. – Просто скажи, все успела?
– Да.
– Тогда до завтра.
Он отбросил пиджак на кресло и прошел к своему столу, распутывая на ходу узел галстука. Каждое движение продумано, даже если выглядело небрежным. Собранный, деловой и отчего-то жутко притягательный. А я никак не могла отвести глаз от чертовых запястий, словно они меня приворожили. Это был все тот же Малкин, да не тот. На скулах этого мужчины уже появилась легкая щетина, и он явно не получал удовольствие от удавки на собственной шее. Галстук нашел новое пристанище на спинке крутящегося кресла, и верхняя пуговка у ворота рубашки была расстегнута…
Я выходила из кабинета, не поворачивая головы, но глядя в сторону шефа так, что любой окулист поставил бы диагноз “необратимое косоглазие”. А он даже не посмотрел на меня больше, принимаясь рассматривать бумаги, разложенные мною по стопочкам. И только оказавшись в темном коридоре, я вспомнила, что мой начальник – деспот, заставивший работать до седьмого пота и даже не похваливший за праведные труды. Эгоист и самодур. Единственное, что в нем прекрасно – это запястья. Ну, и глаза, когда не покрыты коркой льда. Фигура, впрочем, тоже ничего…
Тряхнув головой, удивленно моргнула.
Чего это я, в самом деле? Заработалась до романтического бреда в голове. В фирме Коршунова такого не случалось. Но там и в Израиль меня не возили…
– Рыбкина! – тихий, не предвещавший беды голос догнал меня, когда я шагнула в лифт. И мне бы притвориться, что не услышала, но вокруг гробовая тишина, а у шефа и так на меня зуб. Тридцать два зуба…
– Слушаю, – отозвалась я из своего конца коридора, высовываясь из кабины.
– Сюда иди!
И так мне его тон не понравился, хоть беги. Сделав шаг вперед, услышала, как закрылись за мной дверцы лифта, и окончательно оробела.