— На теле погибшего следов характерных для удара рогов не обнаружено, — усмехнулся я. — Но версия «обманутый муж» требует проверки.
Глухов тыльной стороной ладони вытер полные губы и произнес:
— Рекомендую обратить внимание на протекторы, если я не ошибаюсь, а ошибаюсь я, как ты знаешь редко, у «Метростроя» была именно эта машина. Помнишь след?
— Помню, конечно.
— Вот и я говорю: что Никольский там делал?
— Может, левачил? — вмешался Снегирев.
— Эту версию еще утром выдвинул Свиркин, — сказал я. — Давай что-нибудь поновее.
Семен поднял глаза в потолок и вдруг встрепенулся.
— Николай, переходи к нам в ОБХСС, не надо будет с покойниками возиться… Машина в Бугринке, Никольский у вокзала, выкрученные пробки в его квартире… Нет, не вижу никакого просвета.
— Дело говорит Семен, — подхватил Глухов. — Иди в ОБХСС. Видишь, какой он кругленький да розовый, ему же сроки расследования по ночам не снятся.
Снегирев допил кефир, поставил стакан на стол и невозмутимо ответил:
— Хороший цвет лица — признак здоровья. Больше молочного употреблять надо… А что касается сроков, так у нас они тоже есть.
— Ты мне другое скажи, — остановил его Глухов, — откуда в багажнике аэрофлотовская бирка?
Снегирев, не задумываясь, ответил:
— Может быть, случайно. Подвозил кого-нибудь или сам куда-нибудь летал.
— Может, и случайно, — устало согласился я, вставая из-за стола.
18 часов 34 минуты
Мы завезли Глухова домой и, распрощавшись с ним, поехали в райотдел.
Вид у Свиркина и Вязьмикина был еще тот, но и мы с Семеном выглядели не лучше. Все-таки тридцать часов на ногах давали о себе знать. Несмотря на усталость, Роман оживленно встретил нас:
— Я же говорил, этот Нудненко-Чудненко ни при чем! Деньги им заработаны честно, в местах лишения свободы. В справке об освобождении черным по белому написано, что выдано на руки три тысячи четыреста тридцать два рубчика семнадцать копеечек. Вот так-то…
— По-моему, ты говорил, он тебе не нравится, — вставил Петр, не упуская возможности подпустить шпильку своему наставнику.
Роман невозмутимо пробасил:
— Мало ли, что говорил. Нравится, не нравится, а человек правду сказал. Это всегда хорошо. Краснояров тоже порадовался…
— Слушайте, а кто такой Краснояров? — спросил Семен.
— Вы что, Семен Павлович, Красноярова не знаете? — искренне удивился Свиркин.
— Петя, кончай, — остановил я его, — рассказывай лучше, что узнал.
Петр, размахивая руками и в лицах изображая своих собеседников, принялся рассказывать о посещениях владельцев вишневых «Волг».
— Съездил я к этому директору вагона-ресторана. Карлов его фамилия, — закончил свой обстоятельный рассказ Свиркин. — Он слово в слово подтвердил показания пивника, только про мясо никак не хотел говорить. Твердит одно: где я его возьму? Не было никакого мяса! Пришлось в киоск возвращаться, изымать чехол, — Петр кивнул в угол, где лежал бежевый сверток. — На экспертизу надо отправить.
— А водителя «Жигулей» Карлов не запомнил? — спросил я.
— Нет, — покачал головой Петр.
— Плохо… Похоже, продавец пива к смерти Никольского отношения не имеет… А вот тот, кто сидел за рулем… — заметил я и рассказал оперуполномоченным о том, что удалось установить нам с Семеном.
— Нда-а… — прогудел Роман, — знать бы, кто сидел за рулем…
— Все! — резко поднялся я. — Пошли отдыхать!
Круг подозреваемых сужался, но от этого задача не становилась проще.
19 часов 48 минут
Дом, в котором вместе с тещей, женой и двумя детьми жил Снегирев, находился неподалеку от моего. Семен подвез меня к подъезду и затормозил. Прежде чем выйти из машины, я предложил сходить к нему и вместе покаяться перед его женой.
— Своя будет — будешь каяться, — уныло отрезал он. — Разберемся…
— Тогда будь здоров.
— Пока, — слабо махнул рукой Семен.
Во дворе мальчишки играли в футбол. Один из них неудачно пробил по импровизированным воротам, сооруженным из картонных ящиков, и мяч подкатился к моим ногам. Ребята выжидающе посмотрели на меня: бежать за мячом или дяденька пнет его? Я пнул.
В квартире было пусто. Должно быть, родители уехали в гости к брату. Я снял башмаки, ноги гудели. Пройдя в комнату, стянул форменный пиджак и упал на ^иван. Закрыл глаза и попытался заснуть, но из головы не шел Никольский, странная волнообразная рана на его виске, кровь, вывернутые пробки, полоска бумаги с непонятной записью, этикетка от джинсов, рассказ Петра с насторожившей меня фразой продавца пива: «Джинсы я и без него достану!», вынужденные откровения Лыкова, аэрофлотская бирка. «Что может дать эта бирка?» — подумал я и провалился в темный колодец тяжелого сна.