21 час 49 минут
Я не сразу сообразил, что меня разбудило. Очумело подскочив, я сидел на диване и слушал, как противно трезвонит телефон, но не мог заставить себя подняться и протянуть руку к трубке.
Наконец я переборол себя:
— Слушаю.
— Ну ты и спишь! — раздался бодрый голос Снегирева. — Чувствуется, что холостяк. Пришел домой, и никаких забот!
Я понемногу стряхнул с себя сонную одурь и даже нашел силы съязвить:
— Ты что, уже отошел после нокдауна?
— Нокдаун откладывается. Жена с тещей и детьми уехала на дачу электричкой, оставив очень миленькую записку, — усмехнулся Семен и поинтересовался: — Как ты думаешь, что можно узнать, имея на руках багажную бирку аэрофлота?
Я пожал плечами, словно Снегирев был рядом и мог видеть меня.
— Наверное, не знаешь? — продолжал Семен. — Так вот, пока ты спал, я взял трубку и позвонил коллегам в Толмачево, озадачил их. Они, конечно, поворчали, но обещали помочь. Вскоре перезвонили и сообщили, что бирочка наша была прикреплена к чемодану, а чемоданчик принадлежит некоему гражданину Семушкину Игорю Аркадьевичу, и прибыл этот Семушкин к нам из города на Неве субботним рейсом, в девять утра местного времени. И было у него два чемодана, даже чемоданища — общим весом под семьдесят кило!
Пока Снегирев рассказывал, сон окончательно слетел с меня.
— Работа по высшему классу! — восхитился я.
— Погоди, не перебивай, я еще не все сказал, — с ноткой гордости отозвался он. — Когда ребята мне выдали эту информацию, я им коньяк пообещал, за твой счет, разумеется, а потом совсем обнаглел и упросил их связаться с Ленинградом, выяснить, что за человек этот Игорь Аркадьевич. Ребята, конечно, обругали меня всякими нехорошими словами, но согласились, у них прямая связь есть.
Семен замолчал.
— Не томи же! — взмолился я.
— Ладно уж… Семушкин И. А. — студент одного из ленинградских вузов, вернее был студентом, в прошлом году привлекался за спекуляцию джинсами, но дело прекратили за недоказанностью, а Семушкина за пропуски занятий отчислили. Ему двадцать три года, он, как и ты, холост и тоже живет с родителями.
— Ну ты даешь! — выдохнул я.
— Да ладно, — скромно ответил Снегирев. — Спи дальше, я пойду душ приму.
22 часа 17 минут
Снегирев долго не подходил к телефону.
— Семен, ты машину отогнал в гараж?! — едва услышав его голос, крикнул я.
— Это ты, Николай?! — рявкнул он. — Ты что, сдурел?! Я же тебе русским языком сказал: я в ванной, душ принимаю…
— Не шуми, очень тебя прошу!
— Ты же знаешь, до зимы я машину под окнами держу, — уже спокойнее ответил Семен.
— Заводи машину, я бегу к тебе! Все остальное потом!
Мое напряжение передалось Снегиреву, и он ответил:
— Я уже вышел!
Позвонив в райотдел, я попросил дежурного срочно направить передвижную милицейскую группу по указанному мной адресу, кубарем скатился по лестнице, не дожидаясь лифта, выскочил из подъезда и побежал по направлению к дому Семена. Свет фар ослепил меня. Взвизгнули тормоза, распахнулась дверца.
— Куда?! — бросил Снегирев.
Упав на сиденье, я назвал адрес. «Запорожец» рванулся в темноту.
— К Мишину, что ли? — спросил Семен, проскакивая на красный свет. — Так я завтра к нему собирался.
Я молча кивнул. Сейчас не хотелось ни о чем говорить. Машина вырулила к дому номер пять. В первом подъезде света не было. Я бросился из «Запорожца», успев крикнуть Снегиреву:
— Будь осторожнее!
Рванулся в подъезд. Семен за мной. Хорошо, что выключатель оказался слева, я стал искать его именно там. Ярко вспыхнула лампа. На площадке первого этажа…
Но в этот момент я увидел холодные злые глаза и светлую полоску лезвия.
— Руки к стене! Не двигаться! Буду стрелять! — заорал над самым моим ухом Семен, еще утром сдавший пистолет.
Я кинулся к Семушкину и выбил нож.
Рядом стоял побелевший, с затравленными глазами Митя Мишин.
Раздалось завывание милицейской сирены, и в подъезд ворвались два молоденьких белобрысых сержанта. Я показал глазами на отскочившего к стене Семушкина, и они, быстро подхватив его под руки, вывели из подъезда.
— В отдел его, мы будем позже, — кинул я вслед.