— Я тебе не верю.
— Во что конкретно, котенок? В то, что я следил за тобой? Это очевидно, по-моему, если ты не веришь в экстрасенсов. Или…ах ну да. Мне же на тебя насрать?
Алекс пытается держаться спокойно и отстраненно, лениво усмехается, а глаза горят. Да, его точно бесит, что я все понимаю и не отступаю. Если честно, то в этот момент я получаю свою дозу какого-то больного удовлетворения. Мне нравится выводить его и бесить, нравится перечить и смотреть, как у него подгорает из-за вдруг потерянного контроля. То, что он уже не король ситуации очевидно, как что за днем всегда следует ночь и наоборот. Думаю, что он тоже это понимает, и, скорее всего, больше всего его злит именно это.
Ему не нравится, когда он не владеет ситуацией на все сто процентов. Извини, мой милый, но в жизни не все случается так, как нравится, но меня забавляет спектакль, в котором он продолжает исполнять свою роль. А еще больше меня забавляет, как он теряет дар речи в тот момент, когда я парирую коротким:
— А нет?
Я успею подметить каждую эмоцию от удивления до новой волны злости. Мы оба молчим: я разглядываю его, он старается натянуть на себя маску с ледяным спокойствием, вот только не получается. То ли ниточки сломались, то ли маска жмет, то ли моя дерзость так сильно выбила из колеи, не знаю точно, но думаю, что все сразу. Все дело ведь действительно в контроле: Алекс привык к определенным реакциям, диалогам и поведению, он все спрогнозировал, но тут врываюсь я со своим мнением и все рушу. Я буквально слышу, как гремят осколки его хладнокровия и мысленно улыбаюсь. Ничего не могу с собой поделать, кайфую от его состояния, в которое мне наконец удалось его загнать, и я не собираюсь выпускать из рук такой козырь. Он долго издевался надо мной и теперь настала моя очередь.
— Молчишь, потому что так и есть. Все же дело в контроле, да? Ты его теряешь и начинаешь нервничать.
— Психоанализ? Милая, не нуждаюсь. Особенно от малолетки вроде тебя.
Кусает, чтобы я отступила. Алекс думает, что ударив меня, оградит себя от всего и сразу. Он всегда так делает, чтобы отпугнуть: хамит, оскорбляет, снисходительно посмеивается — все, лишь бы подчеркнуть, как я глупа на самом деле и как умен он. Вот только если в первый раз слышать такое было больно, то в тысячный уже как-то не катит. Кажется я приобрела суперспособность, которая помогает мне защищаться от его острых иголок — больше они не ранят так глубоко, а это уже много. Если вначале любой косой взгляд или слово ввергали меня в истерику и самокопание, сейчас же, когда я наконец осознала зачем это надо, раны стали поверхностными. Как будто легкий порез пальца, а не стрела в сердце. Наверно поэтому я так спокойна, не притворно, а по настоящему.
— И все же это так.
— С чего ты взяла?
— О, да брось. Я же не могу и руку положить, куда хочу, когда…
— Это называется БДСМ.
— Это называется мания контроля.
— Аккуратней, Амелия, — угрожающе произносит, делая шаг на меня, — Ты вряд ли до конца осознаешь, куда лезешь.
Вот тут ты ошибаешься, дорогой, я в полной мере осознаю, куда я лезу и зачем. Это ты еще ничего не понимаешь, а объяснять у меня нет ни желания, ни настроения, ни времени. Лишь хмыкнув на очередную, пустую угрозу, которую я точно также уже давно научилась внутренне тушить и игнорировать, пропускаю мимо ушей и тон, и слова, поворачиваю голову в сторону легендарной таблички. «Запрещено разговаривать с незнакомцами».
Боже, и как я забыла об этом золотом правиле тогда на балконе нашего дома?
Наверно, вряд ли что-то бы изменилось, познакомься я с ним в других обстоятельствах. Мне бы хотелось верить в себя настолько, чтобы представлять, как я проигнорировала его красоту и харизму, прошла мимо, вздернув носик, словно он — пусто место. Хотя в глубине души и понимаю — это вряд ли. В тот первый раз меня так сильно прошибло, и я точно знаю, что прошибло бы в любом случае. Как говориться, от перемены мест слагаемых сумма не меняется, но иногда приятно думать о себе лучше, чем есть на самом деле.
Покручивая в руках последнюю белую розу, аккуратно нажимаю пальцем на шип и молча разглядываю скамейку из знаменитого романа. Мне важно быть здесь сейчас именно по той причине, по которой я собиралась изначально, а Алекс и наши «отношения» лишь приятный бонус. Точнее та правда, которая наконец дошла до моего явно нездорового мозга, но и это сейчас не имеет значения. Здесь говорить с незнакомцами запрещено, это чревато разлитым маслом и отрубленной головой, а она мне еще ой как нужна. Пусть порой и неадекватная, но умеющая критически мыслить, а еще хранящая в себе столько теплых воспоминаний о ней…Бережно укладываю розу для Розы, как дань памяти, как способ сказать: я тебя никогда не забуду, родная. Я все еще здесь, я все еще тебя люблю, и я все еще скучаю.
Безумно скучаю каждый день…
Быстро утираю слезу и хмурюсь. Она очень мечтала побывать здесь — вечная, ярая поклонница Булгакова — но так и не успела. Мне хочется верить, что когда ее не стало, хотя бы через эту розу и мою боль, ее дух все-таки это сделал. Глупо, наверно, но я верю, что люди никогда не покидают нас навсегда — они живут с нами, в нас и через нас. Видят нашими глазами, бывают там, где бываем мы, потому что следуют по пятам, как тени, как защитники. Это особая легенда моей семьи, нам ее рассказывала мама перед сном, так что пусть это и предрассудки, сказки и выдумка, а все равно такие родные…От них пахнет булочками с корицей и сладким, мятным чаем. От них пахнет домом…когда все еще было хорошо.
— Так что за странный ритуал?
Снова выдергивает из тяжелых мыслей, но на этот раз я даже благодарна. Не очень хочется рыдать посреди столицы, особенно когда так солнечно и многолюдно. Рыдать я предпочитаю исключительно за закрытыми дверьми и в подушку, чтобы никто не видел и не слышал.
Но с другой стороны эти странные поползновения…Мне не очень нравится, что он лезет мне в душу — такого наш договор не включал в себя уж точно. Вот только какая-то часть меня радуется, готова даже в пляс пуститься, и все потому что ОН соизволил поинтересоваться хоть чем-то, что касается меня. А потом снова накрывает волна ярости, но уже на себя за то, что я все еще рада этим крохам внимания…так глупо. Меня бесит моя глупость, бесит, что меня мотает из стороны в сторону, бесит, что несмотря ни на что, я все еще на что-то надеюсь. Это как сраные качели, которые я всегда ненавидела — взлет, а за ними падение в бездну. Мне никогда не нравилось это чувство свободного падения, а с ним оно преследует меня. Такое ощущение, что Алекс как-то вызывает его, словно одним своим присутствием толкает в глубокий овраг, где и дна то не видно. И только он решает спасти меня или оставить лететь и неминуемо разбиться.
Мне не нравится зависеть, а я завишу. Плотно присела на иглу его эмоций, и сама не заметила как, но стала невольной пленницей его настроения. Снова посещает мысль, что пора бы разорвать порочный круг и вырваться на волю из плена своих чувств и его рук, но это я оставляю на потом. Сейчас я просто хочу закончить этот глупый разговор…
— Человек, которого я очень любила, мечтал побывать здесь.
Не поворачиваюсь, потому что не хочу видеть его лицо и эти странные, глубокие глаза-магниты. Наверно мне немного страшно увидеть в них «ничего», тема слишком глубоко внутри меня, чтобы стерпеть такое отношение.
Алекс стоит за моей спиной, я чувствую жар его тела, и это, наверно, лучшая иллюзия. Словно за мной стена, за которую я могу спрятаться, которая не даст меня в обиду, вот только это лишь иллюзия. Ежусь от такой глупости, физически ощущая дикий дискомфорт, а потом вовсе разбиваюсь, когда звучит его голос. Тихий, без насмешки, необычайный, потому что без сарказма и издевок. Будто впервые настоящий…