Желание короля ясно, однако становиться его любовницей Екатерина не намерена. К тому же все ее мысли занимает тоска по покойному мужу — и по Томасу Сеймуру. Помимо своей воли она день за днем ждет, что на пороге появится паж в красно-золотой ливрее с письмом, подарком или распятием ее матушки. Но время идет, а на пороге появляются только пажи в бело-зеленых тюдоровских ливреях с непрошеными подношениями. Екатерина отсылала бы подарки прочь, да первый паж дрожащим голосом признался, что король накажет его за недостаточное усердие, и она сдалась. Тем не менее с каждым новым даром она чувствует опустошение, словно превратилась в песочные часы и песок уже на исходе.
Все королевские подарки Екатерина с радостью обменяла бы на какую-нибудь мелочь — одуванчик, глоток слабого эля, стеклянную бусину — от Сеймура. Тщетно она пытается обуздать свои чувства. Как вышло, что она ждет малейшего знака внимания от этого пустого человека, будто впервые влюбленная девица?.. Любовь прочно обосновалась в ее сердце и не внемлет доводам рассудка. Екатерина пытается убедить себя, что с нетерпением ждет возвращения матушкиного распятия, однако сознает, что это обман и на самом деле она хочет Сеймура. Нелепое страусиное перо колышется в мыслях, и она не в силах его изгнать.
Екатерина открывает окно, чтобы посмотреть, кто приехал. Это Хьюик — доктор, лечивший Латимера, — вернулся из Антверпена. Хьюик — второй после пажа Сеймура человек, которого Екатерина ждет. Она с трудом сдерживается, чтобы не окликнуть гостя — так утомило ее одиночество в трауре. Она истосковалась по человеческому общению, а Хьюик — один из немногих, с кем она может говорить откровенно. Он с самого начала вызвал у Екатерины необъяснимую симпатию, и за месяцы болезни Латимера они сильно сблизились. Хьюик стал для нее надежной опорой. Нечасто в жизни появляется такой друг — возможно, раз в десятилетие.
Взволнованная, как девочка, Екатерина сбегает по ступеням и оказывается в холле одновременно с Хьюиком. Хочется броситься к нему в объятия, но нельзя забывать о приличиях — рядом Казинс, дворецкий.
— Я так рада вас видеть!
Хьюик широко улыбается. Он словно сошел с картины какого-нибудь итальянского мастера: угольно-черные кудри и глаза, темные, как маслины.
— Вдали от вас, миледи, мир поистине уныл!
— Думаю, мы с вами довольно друг друга знаем, чтобы обойтись без любезностей. Зовите меня Кит, а я буду считать вас братом!
— Кит… — произносит Хьюик, будто пробует имя на вкус, как французское вино.
— Только я вас продолжу звать Хьюиком, поскольку знаю слишком многих Робертов.
Он с улыбкой кивает. Екатерина ведет его к окну, и они усаживаются на скамью в лучах апрельского солнца.
— Ну, рассказывайте, как вам Антверпен? Что новенького узнали?
— В Антверпене кипит жизнь — печатники без устали выпускают новые книги, только и разговоров, что о реформации. Это город великих идей, Кит!
— Реформа — голос разума. Страшно даже думать о тех ужасах, что творились во имя старой церкви…
Екатерина вспоминает, что католики сотворили с ней самой и ее семьей, хотя говорить об этом не решается даже с Хьюиком. Мысль о реформе ей приятна и представляется очень разумной.
— Удалось ли вам познакомиться со знаменитым Лузитано?[20]
— Да. Какие у него передовые идеи о циркуляции крови, Кит! Порой я думаю, что наше поколение стоит на пороге великих перемен. Меняется все — наша наука, наша вера… Не терпится увидеть, к чему это приведет!
Он оживленно жестикулирует затянутыми в перчатки руками, показывая, как Лузитано вскрывал трупы, чтобы продемонстрировать сложную систему сосудов. Екатерина никогда не видела Хьюика без перчаток — он не снимал их, даже когда осматривал Латимера. Она ловит его за руку.
— Почему вы всегда в перчатках?
Хьюик молча отворачивает краешек перчатки, открывая кожу, усеянную красными рубцами, и выжидательно смотрит на Екатерину, предвидя, что она отпрянет в ужасе. Она берет его руку в свои и осторожно проводит по изуродованной коже кончиком пальца.
— Что это?
— Название этой болезни мне неизвестно. Она не заразна, однако вызывает отвращение у всех, кто ее видит. Меня принимают за прокаженного.
— Бедный, бедный! — восклицает Екатерина и прикасается губами к его руке.
20
Амато Лузитано (1511–1568 гг.) — португальский врач и исследователь, автор ряда медицинских сочинений.