— Не выйдет она замуж за короля! — перебивает Дот. — Пустые сплетни! Король без конца всем шлет подарки.
Дот прекрасно знает, что обычные люди, даже такие родовитые, как леди Латимер, не становятся королевами. Такое бывает только в сказках.
— Тебе-то почем знать, Дороти Фаунтин? Весь Лондон об этом говорит! С чего бы им ошибаться? Бьюсь об заклад: так все и будет! — заявляет судомойщик.
— Про других тоже говорят — хоть бы про Анну Бассет, — возражает Дот. — Одно я знаю: через год-два леди Латимер выйдет замуж за какого-нибудь лорда, и все мы окажемся в очередном замке черт-те где. — Уже в дверях она оборачивается и добавляет: — Только любое черт-те где лучше Снейпа!
Во дворе Дот садится на перевернутое ведро, откидывается на нагретую солнцем кирпичную стену и закрывает глаза. Удивительно, что никто не говорит о предполагаемом замужестве Маргариты. Всех занимает то, что леди Латимер может стать королевой, будто это дело решенное.
Однако что-то явно происходит. То и дело приезжает паж Сеймура, летают туда-сюда письма — иногда по три-четыре в день. Видно, идут переговоры, хотя что обсуждать, когда дело касается свадьбы? А сегодня явился Сеймур собственной персоной — во всяком случае, Дот так думает, потому что с ним приехал тот самый паж, который сейчас болтается у конюшни с кружкой пива.
Сеймура она видела одним глазком: тот прискакал на гнедом коне — красивом, с лоснящейся шкурой, заплетенной гривой и намасленными копытами. Лицо всадника Дот не рассмотрела, однако бархата и мехов на нем было столько, что впору потопить королевский корабль, а чулки — белее свежего снега. Дот сразу подумала о бедной прачке, которой приходится их стирать.
— А я тебя ищу, Дот! — По двору идет Маргарита с Ригом на руках. — Нельзя сидеть вот так на солнце, загоришь!
— Подумаешь! — фыркает Дот. — В такую славную погоду грех переживать о загаре.
— Но у тебя веснушки на носу! — с ужасом восклицает Маргарита. — Люди сочтут тебя простолюдинкой!
— Как будто меня это волнует! К тому же я и есть простолюдинка, — смеется Дот.
— Да ладно!
— Ну уж за леди меня точно никто не примет!
— Погуляешь со мной, Дот? Я прячусь от матушкиного гостя. Это он, — шепотом поясняет Маргарита.
— Самую малость — у меня еще полно работы. — Дот подбирает юбки и бежит к фруктовому саду, крича на ходу: — Кто последний, тот проиграл!
Щенок вырывается у Маргариты из рук и возбужденно бросается вперед. Сама она изрядно отстает — тяжелое парчовое платье не создано для бега.
В глубине фруктового сада тенисто и прохладно. Землю устилает ковер из лепестков. Дот стягивает с головы чепец, подбирает охапку лепестков и подбрасывает их в воздух, встряхивая волосами под цветочным дождем.
— Замучаешься вычесывать, — замечает Маргарита.
— А вы попробуйте! — Дот снимает с Маргариты арселе, распускает волосы и осыпает ее лепестками, словно снежинками. Вскоре они уже швыряются друг в друга горстями лепестков и хохочут так, что становится нечем дышать. Лепестки пристают к юбкам, застревают в складках рукавов, прилипают к коже, забиваются в уши. Маргарита и Дот со смехом падают на землю и смотрят в небо сквозь кружево яблоневых ветвей.
— Порой я гадаю, наблюдает ли за мной отец, — задумчиво говорит Маргарита. — И не упрекает ли он меня за то, что я о нем забыла, раз могу веселиться.
— Ох, Мег, беспокойная вы душа! Уверена, батюшка ваш изрядно бы огорчился, узнай, что вы намерены провести жизнь в беспрестанных молитвах о нем. Он был бы рад, что вам весело.
Дот порой задумывается, что происходит с людьми после смерти, но мысль эта слишком велика для ее неученой головы. Где находится рай и почему на облаках не видно ангелов и херувимов? Трудно во что-то верить, когда нет доказательств, — да только в этом и есть суть веры. И если Дот будет хорошо себя вести, то довольно скоро сама узнает, есть ли рай. Но если окажется недостаточно хорошей… Интересно, раз ад — море огня, то как же это море горит? Больно ли это и можно ли привыкнуть?.. Однажды Дот сильно обожгла палец, и было очень больно. Она старается быть хорошей, хоть это и трудно, когда одни говорят одно, другие другое, и каждый утверждает, что прав.
В детстве, до великих перемен, все было проще. Если набедокурил, согрешил в мыслях или украл у торговца сушеный инжир, достаточно было исповедоваться, прочитать несколько молитв, и грех снимался. А богатые грешники могли купить у папы римского отпущение грехов — даже самых страшных. Дот понимала, что сильно грешить нельзя — никогда не хватит денег расплатиться. Вот, например, когда брат их соседа в Станстед-Эбботс, Тед Элдрик, убил человека в драке, он обеспечил себе место в аду, и никакого тебе отпущения грехов.