Ну конечно! Томас Сеймур, носитель сомнительного титула самого красивого мужчины при дворе, вечный предмет сплетен и девичьих влюбленностей, разбиватель сердец и разрушитель браков. Приходится признать: он действительно красив. Однако Екатерина неподвластна его чарам — слишком давно живет на свете.
— Благодарю счастливый случай, подаривший мне счастье знакомства с вами, — мурлычет Сеймур.
Суррей закатывает глаза — очевидно, Сеймур не вызывает у него симпатии.
— Счастливый случай, подаривший счастье! — не сдержавшись, всплескивает руками Екатерина. — Бог мой!
— Я много слышал о ваших прелестях, миледи, и едва не лишился дара речи, узрев их воочию, — невозмутимо поясняет Сеймур.
Екатерина лихорадочно подбирает остроумный ответ. Чтобы не смотреть Сеймуру в глаза, она переводит взгляд на его рот, однако при виде влажного розового языка только сбивается с мысли. Существенный вклад в «прелести», о которых он говорит, вероятно, сделало недавно обретенное богатство. Должно быть, в свет просочились слухи о завещании Латимера, и винить в этом наверняка стоит брата. Ох уж этот болтун!
— Представьте, Суррей, господин Сеймур лишился дара речи. Избавь же его Господь от других утрат!
Мужчины громко смеются. Екатерина довольна: находчивость все-таки не изменила ей даже перед лицом признанного сердцееда. Маргарита смотрит на мачеху во все глаза: ей еще не доводилось слышать придворного острословия. Екатерина ободряюще улыбается.
Потом Уильям представляет Маргариту Сеймуру, и тот пожирает ее глазами.
— Пойдем, Мег, мы опаздываем к леди Марии, — говорит Екатерина, решительно беря падчерицу за руку.
— Как краток был миг удовольствия! — с притворным отчаянием восклицает Сеймур.
Екатерина оставляет эту реплику без ответа, целует Суррея в щеку и отворачивается, небрежно кивнув Сеймуру.
— Я провожу вас, — предлагает Уильям и берет Екатерину под одну руку, а Маргариту под другую.
— Я бы предпочла, Уилл, чтобы ты не обсуждал мое наследство со своими друзьями! — шипит Екатерина, когда они отходят достаточно далеко.
— Ты слишком скора на обвинения, сестрица! Я ничего не говорил. Слух пустил кто-то другой, и это было неизбежно…
— О каких тогда прелестях, позволь узнать, шла речь? — перебивает Екатерина.
— Я уверен, Кит, что он употребил это слово в самом прямом значении! — смеется брат.
Она фыркает.
— Хватит уже разыгрывать сердитую старшую сестру!
— Прости, Уилл. Конечно, в том, что люди болтают, нет твоей вины.
— Это ты прости. Тебе сейчас нелегко… — Он прикасается к черному шелку. — Мне недостает такта.
Они молча идут по длинной галерее к покоям леди Марии. Уильям мрачен — должно быть, досадует, что траур носит Екатерина по мужу, а не он по своей жене. Уильям и Анна Буршье возненавидели друг друга с первого взгляда, однако на нее и ее титул, который помог бы роду Парр восстановить былой престиж, возлагались большие надежды. Чтобы добиться для Уильяма брака с единственной наследницей престарелого графа Эссекса, мать поставила семью на грань разорения.
На деле этот союз не принес бедняге Уильяму ничего — ни наследников, ни титула, ни счастья, один лишь позор. Графский титул достался Кромвелю, а Анна сбежала с каким-то сельским священником. И по сей день Уильяма донимают шуточками о «клерикальных недоразумениях», священниках и пасторах. Сам он ничего смешного в этом не видит и тщетно добивается у короля развода.
— Думаешь о жене? — спрашивает Екатерина.
— Как ты догадалась?
— Я слишком хорошо тебя знаю, Уилл.
— Она родила этому проклятому священнику еще одного ублюдка!
— Поверь, Уилл, рано или поздно король переменит мнение, и ты сможешь наконец сделать Елизавету Брук честной женщиной.
— Терпение Лиззи подходит к концу! — восклицает Уильям. — Подумать только, какие надежды наша матушка возлагала на этот брак, сколько сил к нему приложила!
— Быть может, и к лучшему, что она не дожила до этого дня.
— А ведь как она мечтала увидеть новый расцвет Парров!
— Наша фамилия и без того благородна, Уилл. Наш отец служил прежнему королю, а его отец — Эдуарду IV. Наша мать была в услужении у королевы Екатерины, — загибает пальцы Екатерина. — Чего еще желать?
— Все это было давно, — возражает Уильям. — Отца я даже и не помню.
— У меня остались о нем лишь смутные воспоминания, — признает Екатерина, хотя ясно помнит день похорон и возмущение от того, что ее, шестилетнюю, сочли слишком маленькой, чтобы принимать в них участие. — К тому же наша сестра Анна служила всем пяти королевам, а сейчас состоит при дочери короля. Скорее всего, в будущем к ней присоединюсь и я.