Она последовала за Саксом без лишних вопросов, и так тихо, что, если б за руку не держал, точно решил бы, что пропала. Щелями и проулками добрались до конного ряда. Сакс выглянул, нет ли поблизости Бероука или стражи. Не было, хвала Матери. В конном ряду, считай, никого не осталось, лишь отец и еще один заводчик с Приречья – Сакс его и раньше встречал, но забыл, как звать. Отец то и дело тормошил бороду, совсем растрепал, и поглядывал по сторонам. Сына ждал. Небось уже догадался, за кем с улюлюканьем гонялись их высочество.
Сакса с фейри отец заметил, едва показались из проулка. Бросил хмурый взгляд, отвернулся и что-то сказал товарищу. Тот кивнул и пошел прочь, не оборачиваясь. Чего не вижу, о том не болею? И правильно. Ему-то принцев гнев ни к чему. А вот отцу худо придется…
Отец обернулся, без замаха дал Саксу по уху.
– Чего пришел? Бегом из города и Тянучку забери. Твоей породы кобыла. Дурная.
Сакс виновато кивнул отцу в спину и потянул фейри в другой проулок, тот, что к городской стене. При луайонцах стену не чинили, как обвалилась, подмытая ручьем, так и оставили дыру. А от дыры до постоялого двора рукой подать. Спина зудела, чуя, как отец дома всыплет розог. И поделом. А еще думалось: седла нет, Тянучку запрягали в телегу, не сбить бы малышке спину…
Оставил фейри у конюшни, сам пошел за кобылой. Та, почуяв хозяина, радостно заржала. Сакс похлопал ее по морде, позволил пощипать себя за волосы, пока внуздывал. Вывел во двор, хотел фейри позвать, а той нет! Продрало холодом – до пота. Что, если не сама ушла, а снова влипла?! Вот послала Матерь наказание!..
Уже хотел бежать, искать и спасать, как она показалась из-за угла. Улыбнулась, рукой помахала.
Отлегло. Даже вечер светлее стал. Сакс ей тоже кивнул и примерился к Тянучке – неудобно без стремян-то. Запрыгнул. Подъехал к фейри, подхватил и усадил перед собой.
– Ты того, не вертись, – буркнул. – А то девочке спину натрем.
Фейри кивнула, замерла. Сакс обнял ее за пояс одной рукой, чтоб не упала.
Ехать вдвоем было неудобно. Не то чтобы ему не нравилось ее обнимать, нет. Скорее слишком нравилось, так что в жар кидало и думалось не о том, что он бросил раненого Томаса и заставил отца отвечать перед принцем за непутевого сына, а о том, какая она там, под платьем, гладкая и мягкая, и что, если руку чуть поднять, как раз грудь поместится в ладонь.
Лучше б вообще не думал. Стало совсем жарко и неудобно, пришлось поерзать, отодвинуться. А то как-то оно… еще смеяться станет, фейри, они такие…
А еще всю дорогу его преследовал запах колбасы. Жареной. И думалось, что ж, дурень такой, даже хлеба не купил? Мало ли что фейри страшно одну оставлять, не охотиться же на ночь глядя и у самого города. Дурень и есть.
До реки добрались только к закату, и не к мосту, а забирая до брода. Там переночуем, решил Сакс, а утром дальше. Присмотрел место повыше, спешился и помог фейри слезть. Задумался: надо ночлег обустроить и Тянучку напоить, а уже темнеет. Ладно, сперва лошадка. Тут его дернули за рукав.
– Напоить надо, – сказала фейри. – Отпустишь со мной? Я воды принесу, у меня мех есть.
– Осторожней, Тянучка с норовом.
Он отдал повод, – кобыла недовольно всхрапнула, но хоть лягаться не стала – и занялся костром. Не поесть, так согреться. И лапника нарубить, на подстилку. Одну. И теплее будет, и нож меньше тупить, и фейри обнимать приятно. Если, конечно, не сбежит, – но, хотела б сбежать, раньше ушла, правда?
Он уже и костер развел, и лежак соорудил, а фейри все не было. Неужто сбежала? И Тянучку увела?
Не сбежала.
Обернувшись на хруст веток, Сакс так и застыл. Тянучка не просто шла за фейри, она и за волосы щипала, и тыкалась мордой в плечо, чтоб погладили. А фейри отщипывала от хлеба в сумке и ее кормила – Тянучка осторожно, мягкими губами, брала с ладони кусочки и благодарно фыркала. И куда только норов подевался!
Тут же подвело живот, рот наполнился слюной. Сакс сглотнул, тоскливо вспомнил про потерянную на ярмарке сумку. Фейри остановилась, погладила лошадку по морде и отцепила от пояса свою сумку, протянула ему:
– Ты же есть хочешь, наверное.
– А ты? – спросил, а рука сама потянулась к сумке. Оттуда так пахло колбасой, что живот снова запел шакальи песни. – И устала, верно.
Она подождала, пока он сумку развяжет, ухватила кусок лепешки.
– Испугалась больше.
И кусочек откусила. Маленький.
Он тоже сунул в рот кусок лепешки, чуть не зажмурился от удовольствия. И потянул фейри к лежаку, усадил, погладил по руке.