Марк махнул рукой своим солдатам, сам развернул коня. А Лиле пошла за ними, не прекращая играть. Дошла до околицы, потом встряхнулась и бросилась назад. К Саксу. Подбежала, стукнула кулачком в плечо:
– Ты почему не ушел?!
Она не видела, как желто-красный встал, схватился за свое солнце и так ей в спину глянул… Не дожидаясь, пока он сотворит какую пакость, Сакс шагнул в сторону от Лиле, поднял лук и выстрелил навскидку. Щучье отродье схватилось за вошедшую в брюхо стрелу, захрипело. Плохо выстрелил, подумал Сакс и ответил Лиле:
– Потому что нельзя было уходить. – Поймал ее, растерянную и сердитую, обнял. – Все же хорошо. Только этого добить надо, он тебя видел.
У нее дрогнули губы. Обернулась к лучу, присмотрелась и покачала головой:
– Он и так… только мучиться будет.
Вдруг оттолкнула его, подбежала к Асгейрову сыну – Сакс и опомниться не успел, – снова поднесла к губам дудочку и что-то сыграла, до Сакса едва донесся холодный отзвук. Луч дернулся и застыл. Сакс тоже дернулся: как-то оно получилось неожиданно… не то чтобы он не догадался, что волшебство она творит своей дудочкой, но что пойдет добивать врага вместо него? Вроде ж мужское дело-то, ему ее защищать, а не наоборот. А Лиле вернулась, бледная вся. Тихо сказала:
– Теперь правда пойду. Стража не вернется.
– Хорошо, что не вернется. – Снова обнял, прижал к себе и погладил по волосам, как отец маму гладил. – Тебе к озеру надо? Пойдем, провожу.
Она так и просияла.
Тянучка встретила фейри радостным фырканьем и ткнулась мордой в плечо, чтоб погладили. Умная лошадь, подумал Сакс, он бы и сам вот так, чтоб погладили. Зато почти час, что ехали до озера, обнимал свою фейри и вдыхал земляничный запах ее волос, наконец-то перебивший тоскливую и страшную вонь горелого мяса.
У озера спешился, снял Лиле с лошади – и, прежде чем отпустить, потерся щекой о ее ушко, спросил:
– А тебе непременно надо уходить? Вот прямо сейчас? Фейри прильнула к нему.
– А вот необязательно. Хочешь, сейчас останусь и утром с тобой пойду?
От неожиданности все слова вылетели из головы, оставив только одну мысль: моя, не отпущу!
– Угу, – выдавил он и заставил себя разжать руки. Не убежит же, сама предложила остаться!
В то, что не убежит, верилось плохо. Потому, расседлывая Тянучку, собирая хворост для костра и расстилая войлок, Сакс то и дело оглядывался на Лиле. Просто чтоб убедиться, что она здесь.
А она его взглядов будто и не замечала: шуршала в землянике, собирала ягоды в платок. Когда он развел костер, подошла, положила платок у огня. Добавила к ягодам пару лепешек из сумки и отцепила от пояса фляжку. Развела руками:
– Вот и весь ужин на сегодня.
Снова не получилось ответить, слова застряли где-то по дороге. Да и не надо бы, верно, говорить ей, что фейри, вся в бликах огня, такая красивая и волшебная, вкуснее любого ужина. Сакс так и сидел на корточках у костра, смотрел на нее и улыбался, как дурак. И заливался жаром от самых ушей: поняла, о чем он думает, вон как смотрит…
Лиле тоже покраснела, мотнула головой, протянула лепешку и фляжку:
– На, поешь. Не мясо, конечно, но хоть что-то.
Не отрывая от нее глаз, взял фляжку – в горле пересохло так, что язык прилип, – и глотнул. От души глотнул. Горло обожгло, словно кипятком. Сакс закашлялся, едва не расплескал то сладкое и крепкое, что во фляжке было.
Фейри всплеснула руками, подскочила, хлопнула по спине. Отняла фляжку.
– Крепкое? Ох, ты ж, наверное, и не пил ничего крепче эля. Вот я бестолковая! Хотела как лучше… погоди, я воды принесу.
Он помотал головой, она не заметила.
– Не надо, – поперхнулся, – не надо воды.
Вскочил, шагнул к Лиле – а она обернулась и посмотрела на него, как на ребенка. Ну да, крепче эля не пил. И что?
– Яблочный пирог будешь? – спросил он и полез в сумку.
Она закивала. Правильно, значит, Томас говорил – фейри сласти любят.
Лиле ела пирог медленно, растягивала удовольствие. Отпила немного из своей фляжки и посмотрела на Сакса:
– Будешь еще, плохо не станет?
Еще чего, плохо! Нет, забота ему нравилась, но… но он же не ребенок, в самом-то деле.
– Буду. А что это? На наливку похоже.
Лиле протянула ему фляжку.