Ю зажмурилась, но не помогало. Она не могла остановить слезы. Как мог кто-то сделать так с любимым? Как мог кто-то так вредить своей семье? Но, конечно, она знала. Она хорошо знала. «Думай об уроках, а не боли». Уроки были важными, боль была только орудием их запоминания. «Думай об уроках». Думай об уроках.
— О, вижу, — сказала тепло Янмей. — Мне жаль.
Ю услышала шорох ткани, Янмей опустилась рядом с ней. Сильные руки обвили ее и притянули ближе. Ю стиснула зубы, зажмурилась и пыталась забыть. Но не удавалось. Дамба ломалась, и ничто не могло помешать правде вытечь. Она не могла даже вспомнить уроки. Она помнила только боль. Она вырвалась из ее горла сдавленным всхлипом, слезы падали, как осенний дождь, ногти впивались в ладони. Боль Янмей была написана на ее коже, и это что-то сломало в Ю. Разбило стены, которые она выстроила вокруг своего прошлого. Это вытащило боль Ю, с которой ей не хватало сил или смелости разобраться. Она поэтому хотела оставить позади Искусство Войны.
Ее бабушка была героем, легендой в книгах по истории Хосы. Она кормила Ю, одевала, укрыла ее. И умерла ради нее. Ее бабушка была героиней, легендой, бабушкой, спасителем, наставницей. И мучительницей. Это началось с пустяка, Ю щипали за ладонь, когда она отвлекалась. Пинали по голени, когда она двигала не ту фигуру. Но время шло, Ю росла и училась, и наказания стали строже. Укол иглой в запястье, когда она проигрывала из-за простого обмана. Неделя без еды, когда она смотрела, как дети играли в деревне.
Ю ожидала боль, боялась ее. Поражение было болью. Потеря была болью. Сколько раз Ю ощущала жжение от пощечины старой рукой, когда она отвлекалась во время игры? Как часто Искусство Войны пыталась выбить сострадание из своей юной протеже? Бабушка всегда была с высокими ожиданиями, и каждый раз, когда Ю не соответствовала им, когда не превосходила, она ощущала боль.
Бабушка Ю видела в ней свою протеже, продолжение своего наследия, но остальная семья видела еще один рот, который кормили. Чужака. Девочку из Нэш, умнее их всех, не умеющую скрыть это. Другие дети задирали ее, толкали, воровали те мелочи, что у нее были: старый шарф мамы, остатки пирожка. Взрослые не были лучше. Они звали ее бабушку семьей, но это не касалось сироты, которую она приняла. Они каждый день напоминали ей, что она не была одной из них. Что ей не было там места. Если она попадалась под ноги, ее отталкивали ногами. Если осмеливалась говорить, когда к ней не обращались, ее били по лицу, чтобы она молчала. Ее бабушка видела это, играла на этом, играла Ю против своей семьи. Ю видела теперь это. Ее бабушка хотела, чтобы Ю полагалась только на себя. Каждый миг проводила с ней и училась быть новым Искусством Войны. Отвлечение было болью. Нужно было сосредоточиться. Друзей, кроме бабушки не было. Как и семьи. Никого. Вообще. Кроме старушки, которая мучила ее столько же, сколько проявляла любовь.
Ю выучила все, чему ее учила бабушка. История, политика, география, религия, экономика, логистику. Все, что ей давала бабушка, надеясь, что это порадует ее. Но этого всегда было мало. И когда она отвлекалась, когда проваливалась, была боль. «Думай об уроках. Боль — орудие, чтобы запомнить». Слова были произнесены с ложной добротой, когда она прижимала клинок к руке Ю, рисовала красные линии на плоти, потому что Ю проиграла в игру, в которой у старушки была жизнь опыта.
Ю научилась обманом заставлять детей биться между собой, чтобы они не трогали ее. Она забирала игрушку у одного, подбрасывала другому, чтобы отвлечь их. Она научилась и отражать гнев взрослых, слушала и смотрела, а потом открывала их тайны, чтобы они оставили ее в покое, воевали между собой. Она научилась выживать. Отодвигать сострадание и относиться к людям, как к фигурам в игре. Она научилась подчинять их. И это было планом бабушки. Продолжить ее наследие. Новое Искусство Войны, закаленная конфликтами и болью. Видела людей как фигуры. Жертвовала ими.