— Но ваш отец играл в шахматы за шестым столом, не так ли?
— Да. Но когда он сделал второй ход, мистер Хаусман, «посредник», отвечавший за этот стол, отсутствовал, и отец пошел посмотреть, не нужен ли Полу шоколад. Шестой стол находится в конце комнаты, рядом с библиотекой. Шоколад еще не принесли, и отец спустился за ним на кухню.
— И сам отнес Джерину?
— Да.
Вульф пристально посмотрел на нее.
— Я верю вам, но откуда вы это знаете?
— Отец мне сказал на следующий день. Его арестовали в субботу, вы, конечно, знаете об этом. Он подробно рассказал матери и мне обо всем, что случилось. В том, что он не делал этого, меня убеждает тон его рассказа, а также то, что он считал само собой разумеющимся, что мы верим ему. — Она взглянула на Вульфа: — Вы скажете, что для вас это не убедительно, но для меня — да. Я уверена.
— О'кей, — сказал я. — Он принес шоколад. Он поставил его на стол у кушетки, где сидел Джерин?
— Да. Поднос с кофейником, чашкой, молочником и салфеткой.
— Вы сказали, что ваш отец вам обо всем рассказал. Джерин пил или ел что-нибудь кроме шоколада?
— Нет. Больше ничего там не было.
— В получасовой промежуток между тем, как ваш отец принес ему шоколад, и тем, как Джерин сказал Йерксу, что плохо себя чувствует, кто-нибудь входил и библиотеку кроме «посредников»?
— Нет. По крайней мере, отец думает, что нет, но у него нет абсолютной уверенности. — Она улыбнулась Вульфу. — Я могу спросить у него. Вы сказали, что не двинете и пальцем без помощи с его стороны, но я могу повидаться с ним и узнать все, что хотите. Конечно, не сообщая ему, что это для вас.
Никакой реакции. Он вырывал страницы. Я посмотрел на нее.
— Вы сказали, что не знаете, был ли мышьяк в шоколаде. Разве ваш отец не говорил, осталось ли что-нибудь в кофейнике и не взяла ли его полиция?
— Да, полиция взяла его — кофейник был полон.
— Полон? Разве Джерин не пил шоколад?
— Да, он выпил довольно много. Когда мистер Йеркс передал отцу слова Пола, что он плохо себя чувствует, отец пошел в библиотеку. В кофейнике оставалось немного шоколада, а чашка была наполовину полной. Он унес их на кухню и сполоснул. Повар и официант говорят, что там ничего не было, кроме молока, порошкового шоколада и сахара. У них все было подготовлено, они наполнили кофейник, а отец отнес его и чистую чашку в библиотеку. Очевидно, Пол больше ничего не выпил, так как кофейник оставался полным.
Я смотрел на нее, потеряв дар речи. Вульф не просто смотрел, а яростно сверкал глазами.
— Мисс Блаунт, — сказал он, — или ваш отец исключительный болван, или он невиновен.
Она кивнула.
— Я знаю. Я сказала, что расскажу вам то, чего не могу рассказать больше никому. Я уже сказала вам, что Дэн Комус влюблен в мою мать, а теперь сообщаю это. Я не знаю, сообщил ли отец эти подробности полиции. Я полагаю, что официант и повар рассказали об этом, но может быть, и нет. Но я должна была сказать вам, чтобы вы решили, что делать? Так?
— Да. Вы молодец. Люди так редко рассказывают мне все, что знают. Повар и официант, конечно, рассказали об этом полиции, неудивительно, что ваш отец обвинен в убийстве. — Вульф закрыл глаза и попытался откинуться назад, но в этом кресле у него ничего не получилось. В своем сделанном по заказу огромном кресле у стола, он мог, когда ему хотелось сосредоточиться, откинуться, закрыв глаза; обнаружив, что здесь это не удается, он фыркнул. Выпрямившись, он осведомился:
— Деньги у вас в этой сумочке?
Она открыла ее и вынула толстую перевязанную пачку денег.
— Двадцать две тысячи долларов, — сказала она, протянув их ему.
Он не взял.
— Вы сказали, что кое-что продали. Что именно? Ваше?
— Да. У меня были деньги на счету, и я продала некоторые драгоценности.
— Ваши собственные?
— Да. Конечно. Как я могла продать чьи-то еще?
— Иногда и так делают. Арчи, сосчитай.
Я протянул руку, и она передала мне пачку. Когда я снял бумажную обертку и начал считать, Вульф вырвал очередную порцию страниц и бросил в огонь. От словаря осталось немного, и, пока я считал пятисотенные, а потом сотенные купюры, он рвал его и бросал последние страницы в огонь. Я дважды пересчитал деньги для уверенности, и, когда кончил, от словаря осталась только обложка.
— Двадцать два куска, — сказал я.
— Это может сгореть? — спросил он, указывая на обложку.
— Конечно, это дерматин. Только запах будет неприятный. Уже когда вы покупали, вы знали, что будете жечь это. Иначе вы купили бы эту книгу в кожаном переплете.
Никакой реакции. Он наклонился вперед, пристраивая обложку в камине поудобнее. Огонь был еще довольно сильный, так как Фриц топил дровами. Глядя, как обложка скручивалась от огня, он сказал:
— Отведи мисс Блаунт в контору и напиши ей расписку. Я скоро присоединюсь к тебе.
Глава 2
Двадцать две тысячи долларов — неплохой куш. Даже за вычетом расходов и налогов это составило бы солидный вклад в содержание нашего доброго старого дома на Тридцать пятой Западной улице, которым владел Вульф, где жили Фриц Бреннер, повар и домоправитель, и я, и в котором работал Теодор Хорстман, не менее десяти часов в день ухаживавший за десятью тысячами орхидей в оранжерее на верхнем этаже дома. Я однажды подсчитал расходы за шесть месяцев, но не сообщу о результате, потому что эти цифры могут попасть на глаза окружному представителю Департамента государственных сборов, который сравнит ее с декларированным доходом. А за двадцать две тысячи, полученные наличными, я не боюсь — они включены в декларацию о доходах.