От безумия меня спасло тоже, что убрало кровавый туман из моей головы. Простая человеческая боль. Я попробовал встать, чтобы с помощью колдовства стереть всех с лица этого ужасного мира. И пускай этого у меня не получилось бы, тогда я верил в свои силы. И вставая, я оперся на простреленное бедро. Резкая боль пронзила мою ногу. Она была настолько сильной, что на секунду я потерял сознание. Но как оказалось, по-настоящему я его нашел. Боль вернуло того славного и веселого парня, который смотрел на эту жизнь сквозь призму чужих страстей. И которому эта жизнь нравилась. Я снова посмотрел на поле, теперь эти трупы не вызвали у меня никаких чувств. Только слабенькая тупая боль где-то в сердце, похоже, засела там навсегда. Но это пройдет. А если и не пройдет, то с этим можно бороться. А если не смогу побороть придется терпеть.
Я наконец сообразил что ранен и истекаю кровью. Разорвав штанину, я сделал из нее повязку, и аккуратно приподнялся, теперь уже не опираясь на больную ногу. Выстрелы все еще слышались, но изредка. Наши солдаты носились по полю, хотя таких было не много. Основные наши силы все еще стояли перед поверженной армией. И тогда до меня донесся голос Хабы. Он был усилен мегафоном, и колдовством шефа.
— Сдавайтесь нечестивцы! — говорил Хаба. — Даже самым тупым из вас очевидно, что вы проиграли. Больше нет смысла сопротивляться и умирать. В смерти, пусть и героической, нет ничего хорошего. Духи пока не готовы взять вас к себе, так что бросайте оружие, и поднимите руки. Тем, кто ранен будет оказана помощь.
Произошла небольшая заминка, похоже, смена вещавшего у микрофона, и потом голос президента Мамбе сказал:
— Мои соотечественники, и граждане других государств. Вы проиграли. Смиритесь с этим, вы не можете противостоять тем силам, которые вмешались в нашу с вами судьбу. Сдавайтесь! И это вовсе не приказ, а моя просьба к вам. Не заставляйте своих матерей и отцов плакать от утраты. Прошу вас давайте прекратим это кровопролитие.
На поле сражения воцарилась тишина. Выстрелы перестали звучать, и даже стоны стали тише. Я встал в полный рост, и один из первых увидел одно из самых прекрасных зрелище в моей жизни. Кто-то, в самом центре той кучи людей, которая была армией повстанцев, поднял белый флаг. А следом за этим тысячи рук устремились вверх. В старом как мир жесте, они признавали свое поражение. И это означало только одно — война окончилась. Над всем полем сражения пролетел вздох облегчения. Из тылов обеих армии на поле побежали врачи. Надо было спасать тех, кого еще можно было спасти. Хотя если судить по рукам, таких осталось еще очень много. Я не мог сосредоточиться и, включив Знание, узнать точное число, но хотел верить, что живых все же гораздо больше чем мертвых. Над полем, наконец, развеялась та аура страха, которую навел шеф. Налетел легкий теплый ветерок и унес ее с собой.
Я стал потихоньку выбираться с этого поля смерти. Иногда я падал, но моей ловкости вполне хватало на то чтобы при падении не приземляться на поврежденную ногу. Судя по всему, кость была не задета, так что особой опасности не было. Надо было только добраться до шефа, и попросить его поставить на меня купол удачи. А там уж и рана заживет настолько быстро насколько это возможно, и вероятность заражения пропадет. Вот только я не был уверен, что шеф сможет сейчас совершить даже такое небольшое колдовство как купол удачи. На этом сражении он выложился полностью, и наверняка у него вообще не осталось вероятностей. Но я мог ему в этом помочь. Пускай я еще не умел пользоваться своими вероятностями, но накапливать уже мог, и мог передать их ему. А того запаса что у меня был вполне хватило бы на купол удачи. Я медленно, но верно выбирался с поля боя. Наши солдаты уже слонялись по нему, помогая своим раненым и разоружая армию противника. Все же капитуляция капитуляцией, но перестраховка еще никому не вредила. Наконец кто-то из наемников заметил меня и помог выбраться из этой груды мертвых тел.
Шеф уже подъезжал на своем танке к месту, на котором разразился этот ад, и легко спрыгнув с него, подошел ко мне. Я просто сидел на земле, пытаясь окончательно прийти в себя, когда почувствовал, что надо мной возвели купол удачи. Значит, на это у шефа сил хватило. Правда, купол был настолько хлипким, что мне пришлось его укреплять, слава богу, это я уже умел. Шеф подошел ко мне и сказал:
— Здравствуй Иван. Как твое самочувствие?
— Пойдет. — ответил я голосом гораздо более бодрым чем было на самом деле. — Ну что, очередное дело окончено, и мы заработали сто миллионов долларов?
— Если бы все было так просто Иван. — покачал головой шеф. И тут по моей спине побежали мурашки. А потом заструился холодный пот. Я почувствовал колдовство. Мощное, и страшное, но исходящее вовсе не от шефа. Оно исходило из джунглей, которые граничили с полем сражения.
Я встал, при этом ногу пронзила боль, но когда я увидел ЭТО, все отошло на второй план. Прозвучал протяжный звук какой-то ужасающей трубы, и все солдаты тоже посмотрели в сторону джунглей. А оттуда выходили звери. Самые различные: слоны, тигры, львы, волки, гиены, змеи, птицы, ящерицы, и даже насекомые. В один момент весь лес пришел в движение, и из него вышли даже не сотни, и даже не тысячи зверей. Их были миллионы. Наверняка они собирались здесь со всей Африки. Все с ужасом смотрели на эту невероятную и ужасающую воображение картину. В глазах зверей была пустота, и они продолжали выходить и выходить. Только один человек мог призвать их сюда. Только один мог подчинить своей воле такое количество зверей. Шаман. Не Хаба, а настоящий Великий Шаман, колдун, не уступающий в силе саму шефу. Вот только шеф был пуст. У него совершенно не осталось вероятностей. А Шаман был заряжен ими настолько, насколько это вообще было возможно. И на людей надежды не было, мало того что половина всех солдат была искалечена, или убита, так у них еще не хватило бы боеприпасов чтобы убить этих животных. Да и кто бы дал им выстрелить, Шаман умел ставить такие же купола удачи, и проклинал не хуже чем шеф. Положение было безвыходным. С первого взгляда было понятно, что мы проиграли. Проиграли, даже не вступив в сражение. И нельзя было ни спрятаться, ни убежать. Шаман нашел бы нас везде, и везде убил бы. Можно было попробовать перейти на другой план, но без вероятностей это сделать нельзя. Я мог подбросить шефу несколько, если бы до этого не послал все в свой купол удачи. Положение было безвыходным.
Я посмотрел на шефа, тот был совершенно спокоен, но в глубине его темных глаз я впервые увидел то, что не видел никогда — страх. Потом посмотрел на обе армии, все стояли и смотрели на приближающееся чудо. Сначала они подумали, что это очередное колдовство Хабы, но одного взгляда на него хватало, чтобы понять — он напуган и растерян не меньше прочих. Его буквально трясло, от волнения посох играл в его худых руках.
И вдруг животные стали расступаться. Прозвучал тот же рев неведомой трубы и вскоре мы все увидели, кто его издавал. Четыре огромные гориллы, несли четыре огромных причудливо изогнутых рога, и дули в них. А позади, на двух слонах медленно ехали два чернокожих человека. Один молодой с ожерельем на груди, и другой, старик с телом культуриста. Патуга и Шаман. Учитель и ученик явившиеся покарать других учителя и ученика, за нанесенное оскорбление. У Патуги было какое-то отрешенное лицо. Ему явно не нравилось принимать во всем этом участие, но воля учителя была законом. А вот на лице Шамана были написаны совершенно другие чувства. Радость, торжество, уверенность в своих силах, и еще безумие. После пережитого мной сегодня на поле боя я совершенно отчетливо видел это. И даже, где-то и в чем-то, понимал этого спятившего старика. Он не вызывал у меня никакой жалости, или наоборот страха, но я понимал какая буря эмоций и чувств бушует сейчас в голове у этого могущественного колдуна. Он рассмеялся, и по всему полю разнесся его, испепеляющий волю, безумный смех. Он наконец торжествовал свою победу!