– Я еще не смотрел газеты. Узнал что-нибудь полезное?
– Лично для меня ничего полезного. Но для вас, может, что-то и найдется. – Я вынул из кармана блокнот.
– Сомневаюсь. У тебя есть нюх. – И Вулф снова взялся за книгу.
Я дал ему время еще на один абзац.
– А также я сходил взглянуть на клуб «Гамбит». – (Никаких комментариев.) – Я понимаю, что ваша книга на редкость захватывающая. Как вы поведали мне за ланчем, в ней рассказывается, что произошло в Африке сто тысяч лет назад, и, насколько я понимаю, это куда важнее того, что происходит сейчас. Конечно, мой разговор с Лоном может и подождать. Впрочем, как и клуб «Гамбит», где я не только прохлаждался, рассматривая диван, на котором сидел Пол Джерин, и наблюдая за игрой в шахматы. Вы сказали мисс Блаунт, что дадите ей знать, кого желаете видеть в первую очередь. Если вы рассчитываете встретиться с кем-нибудь прямо сегодня вечером, я должен ей сперва позвонить.
– Это может и потерпеть. На улице идет снег, – проворчал Вулф.
– Ага. Быть может, к началу суда небо прояснится. Как думаете?
– Проклятье! Кончай меня подначивать!
Итак, Вулф явно отлынивал. Поскольку моя основная обязанность – подстегивать Вулфа, когда его отвращение к работе брало вверх, решение оставалось за мной. Вот только у меня самого душа не лежала к этой работе. Осмотр места преступления оказался безрезультатным. А если я не мог взяться за дело, тогда как в таком случае заставить Вулфа? Я встал и отправился на кухню узнать у Фрица, не звонил ли кто-нибудь, хотя отлично знал, что никто не звонил, поскольку не нашел у себя на столе записки с информацией.
Тем не менее в течение следующего часа было три телефонных звонка и еще два во время обеда: из «Таймс», «Дейли ньюс», «Пост» и двух телерадиосетей: Си-би-эс и Эн-би-си. Я подтвердил своим собеседникам достоверность заметки в «Газетт», но заявил, что мне нечего добавить. В «Дейли ньюс» на меня обиделись, что я дал информацию «Газетт», а человек из «Таймс» настаивал на разговоре с Вулфом. Когда прозвучит последняя труба, люди из «Таймс» наверняка пожелают апеллировать к архангелу Гавриилу, а к следующему выпуску захотят получить подтверждение у Всевышнего.
Отделавшись от Си-би-эс, я вернулся в столовую, чтобы доесть вторую порцию заварного крема с папайей, и тут раздался звонок в дверь. Когда мы с Вулфом едим, дверь обычно открывает Фриц. Он вышел в прихожую, но через минуту вернулся в столовую и объявил:
– Мистер Эрнст Хаусман. Говорит, вы, должно быть, о нем слышали.
Вулф посмотрел на меня отнюдь не как на друга и даже не как на доверенного помощника:
– Арчи, это наверняка твоих рук дело.
Я проглотил крем.
– Нет, сэр. Ваших. «Газетт». А я только следовал вашим инструкциям. Вы сказали, убийца может подумать, будто ему следует что-то предпринять. И вот он здесь.
– Пф! Притащиться в такую метель!
Вулф отнюдь не шутил. Однажды Вулфу пришлось с риском для жизни покинуть дом, чтобы поехать по сугубо личному делу, причем был вечер и шел снег.
– Ему пришлось, – объяснил я. – Раз уж вы взяли след, он понял, что ему некуда деваться, а потому захотел сделать добровольное признание. – Я решительно встал со стула.
Посетитель явился к нам без приглашения, не дав возможности выпить кофе, и Вулф вполне мог попросить Фрица передать незваному гостю, чтобы приходил завтра.
– Хорошо, Фриц, – сказал я. – Я сам им займусь.
Глава 4
После обеда мы всегда пьем кофе в кабинете в основном потому, что кресло у письменного стола Вулфа – единственное, в котором тот может удобно разместить свои телеса. Пришлось пригласить нашего гостя на чашечку кофе. Гость сказал, что он весьма придирчив к качеству кофе, а когда Фриц поставил чашку на столик возле красного кожаного кресла, мистер Хаусман потребовал принести ему другую, побольше. Идеальный гость. Без сомнения, гвоздь программы на званых обедах.
Он явно не тянул на свои семьдесят два года, впрочем на убийцу он тоже не тянул, хотя убийцы редко бывают похожи на убийц. Но одно было видно с первого взгляда: если бы он захотел убить, то совершенно точно остановился бы на ядах, поскольку, воспользуйся он пистолетом, ножом или дубинкой, наверняка испачкал бы свой отлично сшитый костюм за триста долларов, туфли за шестьдесят, галстук за двадцать или замарал бы свои холеные изящные руки и даже забрызгал бы кровью свое холеное лицо с тщательно подстриженными усами.