Семён быстро пересёк площадку возле лифта, толкнул неприметную дверь, скрытую тенью, падавшей от мусоропровода, и оказался на чёрной лестнице. Здесь лампочки горели только на каждом втором этаже, да и те света давали совсем немного. Поэтому Семён поднимался в жёлтом полумраке. Впрочем, ему это нравилось – в темноте действовать было сподручней.
На четвёртом этаже встретились грузчики, выносившие мебель. Дверь в одной из квартир была нараспашку. Семён отметил про себя, что пустующая квартира всегда может оказаться полезна, если что-то пойдёт не по плану и придётся изыскивать пути к отступлению. Сейчас он проводил «репетицию», и подобные вещи следовало учитывать.
Семён позвонил в соседнюю квартиру и услышал слабую дребезжащую трель. Вскоре тяжёлая коричневая дверь приотворилась, натянулась цепочка. На Семёна глядели большие чёрные маслянистые глаза в обрамлении жёлтых век. В них легко читалась подозрительность – словно их владелец привык, что в людях таятся коварство и лицемерие. Справедливости ради нужно признать, что на этот раз он не ошибался. Из квартиры пахнуло смесью пыли, лекарств и свечного воска.
Заметив на площадке грузчиков, старик захлопнул дверь, и Семён услышал, как он снимает цепочку. Затем дверь распахнулась, и убийца переступил порог, оказавшись в тёмной прихожей. В глаза бросились старые зеркала в бронзовых рамах и защитные знаки, начертанные на стенах.
Старик стоял перед Семёном молча, сложив сухие морщинистые руки на животе. Ногти были грязными и, кажется, пропитались какой-то едкой красящей жидкостью. От старика пахло ароматическими маслами и химикатами. Его глаза, затянутые поволокой, глядели на гостя вопросительно. Из глубины квартиры долетали приглушённые звуки радио.
Семён осмотрел старика повнимательней. Чёрные редкие волосы были густо смазаны каким-то составом и походили на сосульки; на морщинистой, черепашьей шее красовался старый шарф в красную и зелёную клетку, весь засаленный и в пятнах. Также на хозяине квартиры был толстый фланелевый халат с восточными узорами, почти истёршимися, и болтающимися кистями.
Должно быть, Семён слишком затянул паузу, потому что старик нетерпеливо переступил с ноги на ногу и сказал:
– Что вы на меня уставились, молодой человек? Мне некогда. Я занят. Если ошиблись дверью, так милости прошу вон.
– Вы меня не помните, Карл Иоганнович? – поспешно проговорил Семён, слегка поклонившись. – Я у вас был неделю назад.
Старик помолчал секунд пять.
– Как же, помню, – кивнул он, наконец, не отрывая глаз от лица убийцы.
Он того, что он не моргал, становилось как-то не по себе. Впрочем, глупости: бояться в этой квартире было нечего и некого.
– Ну, так я снова по тому же вопросу, – сказал Семён, попытавшись изобразитьзаискивающую улыбку. – Насчёт Маргариты, девахи моей.
Старик отступил в сторону, давая посетителю возможность пройти в комнату.
– Прошу, любезный, – проскрипел он, тут же подавившись приступом кашля.
Сухие руки с мумийными пальцами поднялись к шарфу и принялись поправлять его – словно бледные пауки побежали вверх по халату.
Комнату, в которой оказался Семён, обставили ещё лет сорок назад, и с тех пор, судя по всему, в ней ничего не изменилось – хозяин только постарался придать ей таинственный и экзотический вид при помощи нескольких «восточных» ковров, занавесей, драпировок и пары гравюр с мистическим сюжетом. В центре комнаты стоял круглый, покрытый тёмной скатертью стол, на котором поблёскивал стеклянный шар, подсвеченный бра. Здесь же валялась небрежно брошенная колода Таро. На книжных полках виднелись корешки, свидетельствовавшие о роде занятий хозяина квартиры: преимущественно, издания, посвящённые колдовству и мистике. Не древние фолианты, которых днём с огнём не сыщешь, а вполне современные, выставленные почти в любом книжном магазине.
Квартира заметно контрастировала с внешним видом старика. Полы были натёрты до блеска, на мебели и расставленных повсюду безделушках – ни пылинки. Семён подумал, что это дело рук домработницы, приходившей к старику в первой половине дня. Она же выполняла работу секретаря и вела его дела.
Семён обратил внимание на тяжёлую занавеску, отделявшую гостиную от спальни. Ещё в прошлый раз он незаметно заглянул за неё и выяснил, что там находятся старомодная железная кровать с набалдашниками и дубовый комод, покрытый кружевной салфеткой, а на салфетке – ряд мраморных слоников, расставленных по росту. Сегодня занавеска была слегка сдвинута. Должно быть, старик дремал или собирался прилечь, когда раздался звонок. Похоже, дома он не снимал ни халат, ни шарф. Семён вспомнил персонажа Гоголевских «Мёртвых душ» – кажется, его звали Плюшкин. Только у Карла Иоганновича не хватало на спине прорехи.
– Присядьте, – предложил старик, указав на шаткий венский стул.
Сам он опустился в кресло напротив. В его движениях сквозила претензия на величественность, но весь его вид и нелепая фигура могли вызвать лишь смех. Семён, однако, оставался серьёзен.
Усевшись за стол, он молча поглядел на старика, придав лицу выражение сокрушённое, почти отчаявшееся – Семён репетировал не один день.
– Что вас привело ко мне? – поинтересовался старик, нетерпеливо постукивая сухими пальцами по подлокотникам.
В огромном кресле-крылатке он казался совсем крошечным.
– То же, что и в прошлый раз, Карл Иоганнович, – Семён горестно покивал. – Опять, стерва, меня бросила.
– Маргарита? – вопросил старик и зашёлся кашлем.
Дождавшись, пока приступ пройдёт, Семён ответил:
– Она, тварь! Ненавижу грязную шлюху! Но люблю, понимаете?!
– А как обстояли дела в течение той недели, что прошла после вашего последнего визита, любезный? – поинтересовался старик.
Семён пожал плечами.
– Да, в общем-то, никак. То мирились, то опять она принималась меня доставать, – врал он самозабвенно, глядя в чёрные маслянистые глаза. – Сука она, Карл Иоганнович, вот и всё! Шалава! Ей хочется, чтобы я за ней бегал, а сама изображает королеву, – Семён чувствовал, что его понесло, но считал, что так даже лучше: эмоциональность добавит рассказу достоверности. Впрочем, особенно притворяться и не требовалось – за основу он взял историю собственных, правда, очень старых отношений. – Извести меня хочет, тряпкой сделать, размазнёй! А я мужик! Не подкаблучник какой-нибудь и становиться им не собираюсь!
– Вы воспользовались тем, что я вам дал? – голос у старика был высокий и скрипучий, временами его прерывал грудной кашель, но было заметно, что Карл Иоганнович привык следить за построением фраз.
Семён тщательно изучил биографию объекта – то, что было доступно. Яков Фрельман снабдил его довольно подробными сведениями о жизни колдуна. Когда-то Карл Иоганнович учился в Политехническом, затем перешёл на философский факультет университета, где изучал историю религий. Писал работу о мистической составляющей в культуре малоазиатских народов. Предположительно в тот же период обнаружил у себя способности к магии. После окончания учёбы преподавал, но недолго. Его инициировал Мордвинов в начале семидесятых. Получив доступ к Стиксу, Карл Иоганнович много работал на благо своего ордена, но затем выкупился и открыл своё дело – стал чёрным магом и принимал по большей части одиноких женщин, у которых не складывалась личная жизнь. Любой сказал бы, что он зарыл свой талант в землю, но, судя по всему, Карл Иоганнович считал иначе. Во всяком случае, ничего изменить в своей жизни он не пытался.