Ровные ряды оградок и мраморных плит, увешанные венками с пожеланиями: «От брата», «От мамы и папы», «От друзей»…
Я не смотрела ни них, направляясь вглубь кладбища, туда, где расположился новый дом моего любимого — его могилка с огромной мраморной плитой и его изображением во весь рост. Спасибо за это Кириллу — он помог с похоронами и заказал надгробную плиту.
Подошла к ней и, не скрывая слез, поздоровалась:
— Здравствуй, Жень.
Он смотрел на меня с высоты своего роста, таким каким был при жизни, только теперь не мигал. Его образ навечно запечатлен на куске гранита. Серьезен, сосредоточен, ни тени улыбки на губах, и лишь глаза… красивые, притягательные и такие родные.
Присела на скамеечку, глядя на него.
— Ты уж прости, что так долго не появлялась у тебя, — произнесла, всхлипнув. Слезы не вытирала — не видела смысла, да и не хотела, если уж быть честной. Мне больно. Так больно, что хочется умереть вместе с тем, кого полюбила, но опоздала. — Ты не обижайся, родной, я правда не могла… Я… ушла из кровавого бизнеса, Жень. Я завязала, оборвала все связи, сменила имя и все номера телефонов. Сделала так, чтобы все думали, что наемница Роук погибла при выполнении одного из заданий. Никто искать меня не будет.
Я смотрела в родные и любимые глаза и изливала свою душу, давая слезам катиться по щекам и падать на сырую кладбищенскую землю.
— Знаешь, Жень, на твоих похоронах я видела твою сестру, — шепчу я, грустно улыбаясь, — она милая девушка. Нежная и такая чистая. Она любила тебя. Очень любила. Казалось, никто не понимает ее горя… никто, кроме меня… Но я не подходила к Маше. Чем меньше она про меня знает, тем безопаснее ей будет. Пусть живет в неведении, — вытерла с щеки слезинку, не замечая падающей с холодной, серой и такой низкой тучи влаги, постепенно превратившейся из мороси в крупные капли дождя.
— А еще там был твой друг — Кольт. Он горевал по тебе, Жень. Он и его жена. В глазах твоего друга стояла такая тоска, что ее можно было ощутить в воздухе. Ты был дорог ему. Очень дорог…
Я замолчала… Господи, как же больно сидеть тут, на кладбище, и смотреть на того, кого уже нет в живых! Как же сердце стремиться к нему!
— Ты прости меня! — заплакала я, не сдерживаясь. — Прости, что не успела! Я так спешила, Жень! Но…
Слезы душили, не давая говорить, заставляя задыхаться и судорожно всхлипывать… Я плакала… Сегодня я могла себе это позволить, ведь моих страданий никто кроме Гамбита не увидит.
— Господи! — захлебывалась своими слезами. — Ну почему так?! Почему же так несправедливо?! Почему я поняла так поздно? Почему не решилась раньше?! Ведь этого всего могло бы и не быть сейчас! Мы могли бы быть сейчас вместе! Женя-а-а-а-а!
Рыдаю, сотрясаясь всем телом, и не могу остановиться… не хочу.
Вот его лицо… такое близкое и такое далекое одновременно.
— Почему Судьба так жестока, Жень? — наконец-то чуть успокоившись, смогла вымолвить я. — Почему? — тяжело вздыхаю. — Она несправедлива, и все же, я благодарна ей за то, что ты повстречался на моем пути… Эта встречала изменила всю мою жизнь, ведь ты, Гамбит, подарил мне надежду… надежду на счастье.
Я поднялась со скамеечки и опустила на могилку черно-белую фотографию.
— Я оставлю это тут, — прошептала я, вытирая со щек слезы. — Прости, но мне пора уходить. Через пару часов я улетаю из страны. Но ты, Жень, навсегда останешься в моем сердце, и я всю жизнь буду помнить тебя.
Развернулась и направилась в сторону выхода с кладбища, оставляя за спиной тяжелое грозовое небо, могилку любимого и черно-белую фотографию, на которой были запечатлены два небольших комочка — два близнеца… Те, кто будет помнить своего отца лишь по рассказам своей матери — сыновья грозного и сильного Гамбита.