- В том смысле, что навсегда? Мне это и в голову не приходило. Наоборот, он был жизнерадостен до легкомыслия.
- Ему кто-то должен был звонить из Мюнхена, - неожиданно вспомнив оброненную Ловизой фразу, Мун обратился к ней за подтверждением. Она кивнула. - Вы не знаете, кто? - спросил Мун.
- Мне он ничего не говорил. Я только знаю, что в Мюнхене живет профессор Литке, крупный специалист, с которым он консультировался по поводу своей болезни.
Дверь без стука отворилась. Вошли грузчики и молча ухватились за письменный стол.
- Подождите! - приказал Клаттербом. - Эту комнату в последнюю очередь!
- А у нас уже все! - Грузчик бесцеремонно выдвинул ящик. - Да тут масса бумаги. Тащи сюда мешок, Петер!
- А что делать с картиной? - спросил тот, кого назвали Петером. - Через двери не пролезает. Придется вырезать из рамы.
- Стулья оставьте и картину тоже.
- Но нам велели...
- На мою ответственность. Если я вам больше не нужен, - Клаттербом повернулся к Дейли, - разрешите уйти... Ло, вот вам адрес.
- Ваш?
- Нет, ваш. Магнус велел мне вчера подыскать для вас квартиру.
- Так он знал, что старая хозяйка отказала мне?
- Он все знал. - Клаттербом улыбнулся. - Ло, нотариус передал вам дневник Магнуса?
- Какой дневник? - удивилась Ловиза.
- Этот? - спросил Дейли, подавая ей оставленный Клайном пакет.
- Да! - подтвердил Клаттербом. - Он при мне запечатывал его. Я вчера сам отнес его к нотариусу с поручением передать Ловизе, если с ним что-нибудь случиться.
- Разве нотариус оставил мне? - Ловиза вздрогнула.
- Вам! - подтвердил Дейли.
- Я ничего не слышала!
- Вы были почти невменяемы.
- Разве? - Напоминание подействовало как условный рефлекс. Выплаканные до дна, сухие, горящие, полубезумные глаза, как в тот миг, когда она рвала завещание. Ловиза даже не заметила, как Клаттербом, уходя, неслышно прикрыл за собой дверь. - Вы говорили про какое-то стихотворение Гёте? - Внезапно спросила она, очнувшись от забытья.
- Так вот ведь оно! "Ночная песнь странника", напечатано в газете, которую вы только что читали, - засмеялся Фредди.
- Я не видела, что читаю, - смутившись, призналась Ловиза. - Это, в черной рамке? - Она прочла вслух:
На вершинах седых - покой
Ветер стих, убаюкан листвой.
В лесу замолкают птицы.
Это не долго продлится
Черед наступит и твой
- В лесу? - внезапно заволновался Дейли. - Как вы прочли? "В лесу замолкают птицы", не так ли? Это не опечатка?
- Нет, - заверила его Ловиза. - Шпрингеровские газеты можно обвинить в любых фальсификациях, но по крайней мере великого национального поэта они цитируют правильно.
- Но в оставленном Мэнкупом предсмертном послании эта строчка звучит, насколько помню, иначе, - не унимался Дейли. - Енсен, давайте посмотрим!
- Вы правы. - Енсен уже вытащил из портфеля папку с вещественными доказательствами. Поверх остальных бумаг лежала страничка, которую вынули из пишущей машинки Мэнкупа.
- Ну вот! - торжествующе воскликнул Дейли, тыча пальцем в третью строчку.
- В чем дело? - спросил Мун, которому передалось волнение Дейли. Не знакомый с немецким языком, он знал стихотворение только по английскому переводу, который Енсен, обнаружив листок, процитировал тогда же специально для Муна.
- Правильный текст гласит: "В лесу замолкают птицы", - объяснил Дейли. - А Мэнкуп почему-то допустил непонятную для такого эрудита ошибку. Видите, у него это место звучит совсем иначе: "В роще замолкли птицы". Не "в лесу", а "в роще"! Енсен, неужели вы сами не заметили? Тут что-то не так.
- Признаюсь, я сразу же обратил на это внимание, - Енсен виновато покачал головой, - но не придал опечатке особого значения. Во-первых, я тогда еще не знал, что Гёте любимый автор Мэнкупа.
- А потом, когда узнали? - с некоторым укором спросил Дейли.
- Потом позабылось... К тому же, сперва удивившись ошибке, я тут же нашел правдоподобное объяснение... Подумал, что за минуту до смерти, когда перед тобой проходит вся жизнь... Мало ли кто может в такую минуту перепутать слова...
- Только не Магнус! - Ловиза покачала головой. - Покажите! - Она долго смотрела на пять машинописных строчек, потом изумленно прочла третью: - "В роще замолкли птицы"... Не мог Магнус этого написать! Это писал не он!
- Постойте! Да постойте же! - Мун, как ошалелый, кинулся к грузчику, который выносил пишущую машинку. Потом выхватил чистую страницу из валявшегося на полу выдвижного ящика и, пристроив машинку на коленях, быстро отстукал несколько бессвязных слов. - Вот, посмотрите! - Он сравнил оба листка.
Дейли взглянул и так и ахнул. Заложенная в пишущую машинку лента находилась уже в долгом употреблении. Отпечатанные Муном буквы были почти серыми. А строчки на листке, сочтенные прощальным письмом Мэнкупа, - четкие, жирные, черные, какие оставляет только почти новая лента.
Мало того. На машинке Мэнкупа сцеплялись буквы "д" и "е". Текст же, приобщенный к вещественным доказательствам, был лишен этого дефекта.
- То-то проклятое стихотворение не давало мне покоя! Даже во сне! - Мун вспомнил свои ночные кошмары.
- Разве я не говорил, что Мэнкупа убили! - Фредди бросился к телефону.
- Но кто? - тихо спросила Ловиза.
- Человек, который плохо знал Гёте, но зато прекрасно знал про детективную игру. За такое идеальное алиби любой убийца отдал бы полжизни. А конкретнее - один из вас четверых.
- Вы меня тоже подозреваете? - Ловиза окинула беспомощным взглядом пустую комнату. Не было уже ни рабочего стола, ни рабочего кресла, не было склонившейся над столом фигуры, к которой она все время мысленно обращалась за поддержкой.
- Глупости! - отмахнулся Мун. - Если Гамбургский оракул, который знал все и предвидел все, считал вас настоящим другом, то мне остается лишь повторить его слова: "Возможно, она стоит всех нас, вместе взятых..." К черту сентиментальности! Пора приниматься за работу, пока урожденная фон Винцельбах еще не выгнала нас отсюда.
- Но ведь Магнус действительно помышлял о самоубийстве? - Ловиза растерялась.
- Две недели тому назад, когда придумывал игру. Но я убежден, что со вчерашнего дня многое изменилось. У меня есть предположение, что и нотариуса он вызывал вчера ночью, чтобы в вашем присутствии уничтожить документ, который давал бы убийце возможность выйти сухим из воды.