Другую пьесу мы видали на сцене{40}. Автора ее мы знаем. Это «Мистерия-буфф» Маяковского. Маяковский родил толпу подражателей, которые сейчас попрекают друг друга плагиатами из него в своих журнальчиках.
Маяковский растолкал локтями своих современников. Это не Хлебников: когда он станет тебе на ногу и закричит, то трудно его не услыхать.
И все же пьеса его, поставленная всего несколько раз, лежит себе и ждет своего XXV века.
Я не считаю «Мистерию-буфф» в числе лучших произведений Маяковского. Конец пьесы, по-моему, слаб, не вышел.
Но по ходу диалога, почти целиком построенного на каламбуре, по мастерству эта вещь заслуживает того, чтобы ее ставили ежедневно, несмотря на ее злободневность. Кроме того, в основе своей вещь Маяковского народна в 10 000 раз больше, чем все «Цари Максимилианы» Ремизова{41}.
Ремизов, стремясь создать народную вещь, ухватился за внешнее – за сюжет, который, как известно, в «Царе Максимилиане» вырождается и, конечно, не характерен. Владимир Маяковский взял – конечно, интуитивно – самый прием народной драмы. Народная драма же вся основана на слове как на материале, на игре со словами, на игре слов.
В блестящих страницах «Мистерии» (особенно хороши первые) канонизирован народный прием.
Для того, чтобы поставить Хлебникова, нужно много понимать, уметь и сметь, но я не понимаю, что понимают и что умеют всякие рабоче-крестьянские арены, сидящие без репертуара, когда они проходят мимо так талантливо завернутой пьесы Маяковского.
Неужели еще надолго наш паек – крыжовенное варенье?
При каждой почти части есть свой театрик. Театр есть почти при каждой организации. Мы имеем даже «Школу инструкторов театрального дела с отделением подготовки суфлеров» при Балтфлоте.
Происходит что-то евреиновское – театрализация жизни{43}.
Я не удивлюсь, если Мурманская железная дорога или Центрогвоздь станут готовить актеров не только для себя, но и на вывоз.
Музыка играет, штандарт скачет.
О девяти десятых этих театров не пишет никто; это – «театры для себя»{44}.
Мне пришлось бывать в этих театрах, – дух телеграфиста Надькина{45} носился над ними. Худший театр, театр дачно-любительский, под ведением какого-либо культпросвета продолжает свое существование. Идет опошление зрителя, превращение его в преемника культурных вкусов бывшего полкового писаря.
Мне ли не знать, что год диктатуры левых и молодых в искусстве прошел. Пошла другая линия, линия деловая и хозяйственно-кустарная. А пойдите в студии, и вы увидите, что молодые художники остались молодыми и остались левыми, кроме тех, которые перестали быть молодыми.
За «деловое искусство», искусство, «понятное красноармейцам», берутся люди, которые не знают, что тот, кто не говорит стихами, говорит прозой, и тот, кто отказывается от нового искусства, – творит старое и устаревшее.
Среди них есть люди лично благонамеренные, люди «хорошего вкуса», – кстати, самого плохого для художников, – но они люди в искусстве не живые, не напорные, рядом с ними становятся люди похуже, и вместе со старой формой врывается: «Прежде скончались – потом повенчались». Музыка играет, штандарт скачет, и Центрогвоздь превращает рабочих в актеров.
Этот истерический актеризм, охватывающий всю Советскую Россию, подобен жировому перерождению тканей.
И всему виной легко прежде добытое искусство – соблазн дешевого искусства.
Я предлагаю основать «Лигу защиты красноармейцев от водевиля, танцульки и чтения лекций по космографии».
Мы объявили принцип трудовой школы для детей, а для взрослых – вместо того, чтобы ввести их в процессы научной работы, – употребляем театр в лошадиных дозах и лекции, оглушающие верхушками, лекции, на которых, кажется, нужно уже ставить охрану у дверей для невыпуска, – это уже не только кажется.
Я помню, как напряженно и обрадованно слушали меня красноармейцы на фронте, когда поздно вечером – так как день был занят боевой работой – я в темноте (света никакого не было) начал с ними заниматься арифметикой.
У людей была радость от ощущения, что они что-то начали сначала, впряглись и пашут.
Нужно бросить все силы на образовательную работу, на систематическую работу. Такая работа возможна везде.
Нужно объявить новый лозунг: «Отдохнем от театра» – и заменить культпросветские скачки по верхам планомерной работой.
40
Премьера – 7 ноября 1918 г. в Москве (реж. Вс. Мейерхольд), пьеса шла три дня; новая постановка – 1 мая 1921 г., там же (реж. Вс. Мейерхольд и В. Бебутов). О борьбе вокруг второй постановки «Мистерии-буфф» см.: Февральский А. Первая советская пьеса. М., 1971. С. 89–109.
41
См. отзыв Шкл. об этой пьесе А. Ремизова – ЖИ. 1919. 14 окт. № 267. [
43
Понятие эстетики Н. Евреинова, считавшего «театральный инстинкт», «инстинкт преображения», определяющим в жизни человека и рассматривавшем в своих многочисленных работах различные формы его реализации вне сферы театрального искусства («театрализация жизни»).
44
Иронически использовано назв. кн. Н. Евреинова (Театр для себя. Тт. 1–3. СПб., 1915–1917).
45
Герой нескольких публикаций журн. «Сатирикон» 1908–1910 гг., провинциальный поэт-графоман.