Внутри ветвится дорожка из плоских камней. Сразу справа от входа находится двухэтажная сторожка размером с детский домик. Напротив сторожки выложены камни, которые пролежали в земле уже много столетий и почти полностью поросли бархатным мхом. Тропинка из камней ведет к центру пышного и заросшего сада с небольшими мостиками, лоскутного одеяла из текстур и зелени: покрытые листвой деревья бонсай, куполообразные кусты и испещренные золотом полевые травы. Посреди всей этой зелени стоят клены с красными, словно вино, листьями.
Листва скрывает лампу, бронзового журавля и каменное святилище. Заросшие травой дорожки тянутся через сад, за которым когда-то тщательно ухаживали и держали в безупречном состоянии, пока нынешнее поколение Ямаути не позволило саду одичать.
Одна из дорожек ведет прямиком к домику для чаепитий с раздвижными, сделанными из кедрового дерева, бумажными дверьми и полом, на котором постелены соломенные татами. Здесь несколько поколений Ямаути готовились к чайным церемониям. Теперь это кладовка, доверху набитая ящиками и матрасами.
За садом — жилой дом, выстроенный в традиционном стиле и напоминающий японский храм. Дома в Японии измеряются не в квадратных футах или метрах, а в циновках татами — прямоугольниках толщиной с книгу, набитых душистой соломой. В прошлом богатство японских семей измерялось количеством циновок (каждая из которых размером чуть меньше, чем двуспальная кровать). Средний японский дом равнялся восьми или десяти татами, дом Ямаути равнялся 152 татами.
Комнаты разделены раздвижными перегородками сёдзи, стены выходят в сад и от пола до потолка отделаны потемневшим деревом. На некоторых стенах видна более новая бежевая штукатурка, а остроконечная крыша вымощена плиткой серо-голубого цвета — цвета бушующего моря. По периметру выложена плитка, на поверхности которой изображены символы баланса и гармонии, переплетенные слезинки инь и ян.
Фусадзиро Ямаути был художником и ремесленником и работал во времена эпохи Мейдзи, в конце того времени, которое западная цивилизация называет девятнадцатым столетием.
Ямаути, который, как считают, был справедлив, добродушен и большой мастер своего дела, делал карута, игральные карты. Португальцы и голландцы завезли игральные карты в Японию еще 350 лет назад, но карты, сделанные Ямаути, имели больше сходства с древними японскими играми, в которые играли затейливо разрисованными морскими ракушками. Ханафуда, или «цветочные карты», меньше и толще западных игральных карт. Они пришли на место морских ракушек, но тщательно продуманные цветные изображения на них остались.
Вместо цифр и картинок все сорок восемь карт в колоде ханафуда имели раскрашенные символы, например: олень, ветер, хризантема, вепрь, луна. В картах двенадцать мастей — каждая масть обозначает один месяц. Сосна и журавль, которые в Японии символизируют долголетие и удачу, олицетворяют январь; соловей и цветущая слива — февраль; март — цветущая вишня, и так далее весь год вплоть до декабря, который передает цветущее адамово дерево с его ароматными фиолетовыми цветками. У отдельных карт каждой масти есть свои символы — дождь со стихами, к примеру, считается чрезвычайно ценной картой, стоящей двадцать очков, а карта с изображением глицинии — более распространенная, но и стоит одно очко.
Самая популярная игра ханафуда, на первый взгляд казавшаяся простой, заключалась в подборке изображений в колоду карт. Однако на деле она была столь же сложной, как и игра в бридж, и к ней относились серьезно.
Ямаути основал Nintendo Koppai в двадцать второй год эпохи Мейдзи (1889) для того, чтобы производить и продавать игральные карты ручной работы. Иероглифы, которые он выбрал для того, чтобы составить из них имя своей новой компании — нин-тен-до, — могли быть поняты как «Оставь удачу небесам» или «Глубоко в душе мы должны делать то, что должно». Наиболее распространенным прочтением же было: «Трудись упорно, хотя все равно всё в руках небес».
Ямаути делал бумагу для своих цветочных карт традиционным способом, из коры тутового дерева, название которого по-японски звучит как мицумата. Он превращал кору в пасту и для придания веса добавлял туда глину. Потом тонкие слои высушивали и им придавали нужную форму. (Мастер рассматривал бумагу как живое существо со своим поведением и настроением. Ямаути боролся с этим существом, пока в конце концов оно не уступало ему и не принимало новую форму.)