— Давай убьем его? — спрашивает Стужев, опираясь подбородком о сцепленные в замок ладони.
— Убирайся. — Шиплю я на него, промывая рану в холодной воде, вообще не ощущая укола боли.
— За что ты так со мной? — Он поднимается и, обойдя стол, обнимает меня со спины, крепко прижимая к себе.
— Не прикасайся ко мне! — Нож отточенным движением разрезает воздух, а я, резко развернувшись, смотрю в глаза испуганному Игнату с баночками в руках. Благо парень стоял слишком далеко, и достать его я не могла. — Извини. Показалось. — Виновато улыбаюсь, собирая волосы в хвост, пачкая их кровью. Блядь.
— Слав, познакомься, у нас гости. — Эви ровняется с Игнатом, но на меня совсем не смотрит. Все ее внимание приковано к малышу, что держал её за руку и сонно потирал кулачком глазки.
— Господи-Иисусе! — Я подавилась воздухом, смотря на черноволосого мальчишку, который был просто точной копией Игната. Просто. Точной. Тут вообще без вариантов, кто отец маленького Славы, потому что…
Боже, да я пару секунд неверяще смотрела сначала на мальчишку лет четырех, потом на парня, и обратно, и глазам своим поверить не могла!
— Очень приятно с вами познакомиться. — Он подходит ко мне, протягивает свою маленькую ручку и серьезно хмурит брови. Просто. Атас.
— Мне тоже очень приятно. — Благоговейно опускаюсь перед ним на колени, пожимая ладонь маленького мужчины. — Я Яра.
— А я Мирослав!
Не выдержала, расхохоталась, хлопая себя по лицу.
— Ну сразу видна рука Эвелинки, которая ничего никогда нормально сделать не может!
— Эй, вообще-то, имя выбирал он! — она обвинительно тыкает локтем в бок Игната, улыбаясь сыну, и проходит в кухню. — В честь деда или чего-то там.
— Вообще не скажешь, что рожала, — хохотнула я, легко поднимая мальчишку на руки и сажая его себе на предплечье — его вес для меня — ничто.
— Ну, а чего ты хочешь? — Она тянет руку и вкладывает в маленькие ручки кругляш огурца с колбасой, но все внимание малыша приковано к лежащему на обогретом солнце подоконнике сытому горностаю. — Я даже в академ не уходила, только на неделю взяла отгулы чисто родить и побыть с Миром немного. А потом учеба, зал, ребенок. Вообще времени не было, — она достает из духовки поднос с пирожками и, разорвав один, засовывает обратно, кивая самой себе. — Врут мамаши, когда говорят, что только на ребенка время и есть. Я вот успевала все.
— Да дай тебе возможность, ты бы и мир захватила. — Захохотала я, припоминая деятельную Эвелину, которая по молодости мало того, что старостой класса и представителем учеников была, так еще и на короткой ноге с директрисой ходила и все праздники-утренники устраивала. — Мир потерял такого тамаду!
— Мама, а кто такой «тамада»? — спрашивает парень, начёсывая хвост довольному Зефе, который то и дело щекотал мальчишку кончиком по носу.
— Человек, который свадьбы ведет. Что с Киром будешь делать? — Она выставляет на стол четыре пустые тарелки и большую с запеченными в сыре макаронами.
— Выкину все шмотье из окна, если завтра за ним не явится. Он с дороги оставил сумку с вещами. Чего не забрал к своей… — Мимоходом взглянула на Мира, вызвав улыбку у девушки, — …зазнобе — ума не приложу.
— Мам, а?..
— Это другое название девушки. — Даже не дослушав ответила она, мимоходом подмигнув мне. — И все так и оставишь?
— Ну потом хребет при возможности сломаю…
— Мам?..
— Это шея, милый. — Она вручает ему в руки кусочек мяса, который тут же скармливается моей животине.
— Тяжко же тут у вас.
Эви на мои слова только довольно хохочет.
========== 10. “Борьба бобра с ослом” ==========
Домой я возвращалась, храня тепло маленького мальчика на руках, и добрую улыбку Иви, когда она смотрела на меня, укладывающую ее сына спать. И так тепло было на душе, что даже рядом не было Стужева. Шиза покинула меня на время, но ненадолго. Я чувствую, что скоро все вернется на круги своя.
Ну, а во дворе моего родного дома меня ждало великолепное представление: Стужев и Денис буквально лоб в лоб стояли и бодались.
— Мать вашу, это что за борьба бобра с ослом? — Девушка на лавочке у подъезда со спящей у ног собакой неприлично громко расхохоталась. — Вы это, валите отсюда нахер! Не в моем дворе!
— Не-не, мать! — хохотнула девушка, наматывая цепь поводка на кулак. — Не растаскивай! Это такое шоу! Они тут такие канделябры выписывают, что мы всем двором записываем за ними! — И она хлопает себя по коленке, начиная хохотать еще громче.
И этот хохот, кажется, отрезвляет бобра с ослом, и они, прекратив бодаться, синхронно поворачиваются к нам.
— Стужев, у тебя лицо такое, будто ты меня с шестью любовниками в одном шкафу нашел. — Невозмутимо сказала я, садясь на лавочку рядом с девушкой.
Зефа, сонно зевнув, с удивлением взглянул на чуть порыкивающего пса, который злобно и нервно косился на всех и вся, от каждого ожидая угрозу. Уверена, сейчас он перепрыгнет ему на голову и начнет драконить и так нервного пса. И точно: умывшись пушистыми лапками, горностай очень быстро, перепрыгнув через голову девушки, удобно умастился на спине удивленной собаки, которая даже не знала, как на такую наглость реагировать. Смелость горностая, граничащая с ебанутость, вызвала только умильную улыбку.
— Рыжая, ты мне только одно скажи, — Стужев, сплюнув кровь с разбитой губы на землю, уселся на лавку, потеснив не только меня, но и девушку рядом, от чего бультерьер только недовольно всхрапнул, попытавшись ухватить шустрого горностая за пушистый черный кончик хвоста, — ты пизданутая, или где? Скажи мне, что ты со своей жизнью делаешь?
— Слушай, мать, — показательно пихаю соседку по лавке в бок, — ты его видишь?
Блондинка перегибается через меня, буквально падая на мои колени и тычет в Стужева пальцем, тут же подтверждая:
— Так же отчетливо, как и тебя сейчас. — И она, выпрямившись, уделяет все внимание живности, подарив мелкому Денису, что прошел мимо нас в подъезд, мимолетную улыбку.
— Яра, почему ты намеренно калечишь себе жизнь?
Ну началось, блядь.
— Почему… — глупо повторила я за ним, никак не найдя точку фокусировки. — Потому что хочу. — Нашлась я с ответом. — Потому что это моя жизнь. Такая вот хуёвая, никчемная и никому не нужная жизнь. И проживу я её так, как хочется мне. — И я стремительно поднялась на ноги, отряхивая колени и переманивая к себе в руки горностая.
— С матерью поговори! — бросил мне в след парень, когда я уже заходила в подъезд.
— С Жанной твоей пусть разговаривает! — и тяжелая дверь с кодовым замком закрывается, с глухим хлопком отрезая меня от внешнего мира.
Там, на десятом этаже, за стальной дверью, скрывается моя крепость спокойствия. Мой оплот тишины и душевного равновесия.
Посетить который мне было не суждено, потому что примерно между шестым и седьмым этажом мне пришла смс от Босса, в котором было всего три предложения: адрес, имя, сумма. Все. Люблю конкретику. Очень люблю конкретику.
Дверь с глухим хлопком закрывается, когда Ярослава, поправляя сумку на плече, буквально вваливается к себе в квартиру, сбрасывая «рабочую» утварь на пол, к остальным неразобраным сумкам.
Она не видит смысла разбирать сумки; раскладывать вещи по полочкам, искать им свои места. Как она найдет свое место, например, статуэтке слона с задания в Индии, если она себе не может найти места? Зачем место вещи, если своего места нет у человека?
Она устало снимает тяжелую обувь; связка ключей, брошенная не глядя, находит себе уголок на полке. Пачка сигарет, — когда она вообще начала курить? — уютно греет нагрудный карман, а сама сигарета уже тлеет между губ.